Вскоре начнутся работы по строительству нового отеля, более современного, которым легче управлять и который лучше приспособлен для быстрого оборота. В Бенфилде была и другая собственность, которой он тайно владел, — магазины, что он по дешевке приобрел в годы, когда их владельцы отказались от попыток устроить себе достойную жизнь в захолустье. Саутворт оформил эти магазины на имя фирмы, и его поверенный провел переговоры так, что больше никто не знал истинного покупателя, даже — особенно — товарищи по местному совету. Наниматели, которым он сдавал недвижимость, перенесли известный шок, когда он за несколько месяцев удвоил, а то и утроил арендную плату. Вряд ли они могли пожаловаться, во всяком случае не во время бума, а если откажутся платить — что ж, найдется множество других, стремящихся въехать на их место. И их арендная плата будет еще выше.
Саутворт встал из-за стола и прошел к бару. Он было потянулся к бутылке шерри, но передумал и вытащил бренди. Коньячная рюмка приятно зазвенела, когда ее края коснулось горлышко бутылки. Саутворт не спеша пригубил, довольный собой: ведь это он первым заметил открывающиеся возможности и ухватился за свой шанс.
Сложнее всего было с отцом Хэганом, епископ оказался более восприимчив к уговорам; впрочем, у епископа Кейнса были и свои мотивы. Конечно, Саутворт сожалел о безвременной кончине священника, зато была ликвидирована небольшая помеха. Действительно ли Хэган мешал? Епископ Кейнс, уважаемое среди духовенства лицо, а также трезвый политик, несомненно вмешался бы и деликатно устранил сомневающегося священника В частных беседах с Саутвортом епископ, по сути дела, намекал, что отцу Хэгану скоро понадобится длительный отдых; весь этот шум оказался чрезмерным для человека с таким слабым здоровьем. Монсеньер Делгард, священник, имеющий большой опыт работы с так называемыми «феноменами», должен был действовать одновременно как исследователь и надзиратель. Саутворт знал, что у епископа не было другого выбора, кроме как послать человека такой уникальной квалификации, и удивлялся, как точно и хитро были составлены инструкции для Делгарда — выдерживался точный баланс между скептицизмом и доверчивостью к посланию Божьему. И теперь вряд ли кто-нибудь стал бы отрицать чудеса.
В воскресенье на глазах у тысяч и тысяч свидетелей произошло еще несколько чудес (в Бенфилд съехалось от восьми до десяти тысяч паломников, по разным оценкам, и большая часть их не поместилась на лугу, где проходило богослужение). Конечно, пока что еще ничего не утверждается, поскольку это могло быть лишь временное улучшение: мальчик, чье состояние оценивалось как послеэнцефалитное слабоумие (повреждение мозга инфекционным вирусом), мог испытать просто временное просветление сознания; у девочки, которую не покидали приступы астмы, способные довести ее до смерти, через неделю-две болезнь могла возобновиться; мужчина с обширным склерозом, приковавшим его к инвалидной коляске, мог обнаружить, что ткани не возродились чудесным образом, и вернуться в свою коляску. И были другие, множество других, некоторые буквально смертельно больные, утверждавшие, что «чувствуют себя лучше» или «испытывают прилив сил». Впрочем, один случай был бесспорным.
Один мужчина в одиночку пришел на луг у церкви Святого Иосифа. Этот мужчина из стеснения скрывал лицо от толпы. Его нижняя челюсть, губы и нос были поражены язвами и струпьями, местами плоть была изъедена до кости. В народе это называлось волчанкой, а в медицинских терминах — туберкулезом кожи. Когда он встал рядом с Алисой, чье хрупкое тело взмыло в воздух (среди множества собравшихся некоторые клялись, что не видели, как она взлетела, но они стояли в отдалении, кое-кто в самых последних рядах, и могли просто не разглядеть), его лицо вдруг стало волдыриться, струпья отвалились, а язвы заросли. Прямо на глазах у множества присутствовавших лицо преобразилось, и, когда он обернулся к толпе, все засвидетельствовали чудо. К концу богослужения (когда девочка с побелевшим, напряженным лицом вернулась на свое место среди собравшихся) глубокие щербины на лице мужчины затянулись молодой кожей. Самые ярые циники не могли отрицать того, что физически произошло перед глазами тысяч.
Даже монсеньер Делгард не мог не признать такой изумительный факт.
Саутворт, прихватив с собой бренди, вернулся за письменный стол. Его ум будоражили новые перспективы, которые открывала чудо-девочка. Это было его чудо — оживление собственных надежд. Имя Саутворта не канет в пучину забвения вместе с Бенфилдом, а, так же как и поселок, снова станет значительным, прославит свою многовековую историю.