— Успокойтесь, святой отец. Вы должны вести себя так же, как в обычное воскресенье — подойти к двери вашей церкви и обратиться к прихожанам Если хотите отвратить их от пустых надежд, покажите, что все идет нормально. — Второй голос звучал низко, повелительно.
Фенн открыл дверь, решив не стучать. Отец Хэган стоял к нему спиной, но лицо второго священнослужителя, высокого сутулого мужчины в черном, было обращено к двери. Он замер на полуслове, глядя на журналиста через плечо священника Хэган обернулся, и его лицо окаменело.
— Что вам нужно? — спросил он с неприкрытой враждебностью.
Фенн был не из тех, кого так просто напугать, и шагнул внутрь. Улыбнувшись с притворно виноватым видом, он сказал:
— Я хотел узнать, нельзя ли поговорить с кем-нибудь из святых отцов.
— Простите, но вам нельзя сюда входить, — отрезал священник.
Служки при алтаре, три мальчика и мужчина, снимавшие свои сутаны, замерли и в удивлении посмотрели на священника: эта резкость контрастировала с его обычно мягким нравом.
Но Фенн стоял на своем:
— Это не займет и минуты.
— Прошу вас сейчас же покинуть помещение.
Улыбка сошла с лица Фенна, и он посмотрел на священника таким же ледяным взглядом Чтобы прервать напряженную паузу, вмешался старший священник, высокий мужчина.
— Я монсеньер Делгард, — сказал он. — Чем мы можем вам помочь?
Фенн не успел ответить, как его перебил Хэган:
— Он репортер. Эти слухи возникли в большой степени по его милости.
Старший священник кивнул и вежливо проговорил:
— Вы мистер Фенн? Это вы нашли Алису около церкви, когда все это началось? Рад познакомиться с вами, молодой человек.
Он протянул свою огромную руку, и репортер почтительно пожал ее. Пожатие священника было твердым, но одновременно успокаивающе бережным.
— Я не собирался вторгаться… — пробормотал Фенн, и священник понимающе улыбнулся.
— Боюсь, в настоящий момент мы заняты, мистер Фенн, но, может быть, мы сможем увидеться позже?
— Вы бы не могли сказать, почему сегодня оказались в церкви Святого Иосифа?
— Просто помочь отцу Хэгану. И посмотреть, конечно.
— На что именно посмотреть?
— Вы видели, сколько народу пришло сегодня на мессу. С нашей стороны было бы глупо делать вид, что верующие не придавали нынешнему воскресенью никакого особого значения.
— А вы сами, монсеньер? — Диктофон в кармане у Фенна был включен на запись.
Священник поколебался, но улыбка не покинула его лица.
— Позвольте только сказать, что мы не ожидали никакого необычайного явления. Нас больше беспокоили прихожане…
— Там собрались не только местные прихожане, — перебил Фенн. — Я бы сказал, что люди съехались не только из округи Бенфилда.
— Да, я уверен, дело обстоит именно так, — холодно проговорил Хэган, — но это оттого, что ваша газета сильно раздула историю, сыграв на человеческой восприимчивости.
— Я лишь описал действительно происшедшее, — возразил Фенн.
— И добавили собственные соображения. И могу добавить, они выдали кроющийся за ними цинизм.
— Я не католик, святой отец. Нельзя ожидать…
— Пожалуйста.
Монсеньер Делгард твердо вклинился между спорщиками, его большие ладони поднялись на уровень груди, словно сдерживая дальнейшие реплики. Он не повысил голоса, и тон не стал жестче, но его слова нельзя было проигнорировать.
— Несомненно, вы продолжите свою дискуссию — вы должны получить ответ на свои вопросы, мистер Фенн, а вы, святой отец, можете извлечь пользу, выслушав более объективное воззрение на все это дело, — но сейчас для этого не время и не место. Предлагаю вам удалиться, мистер Фенн, и вернуться сегодня же чуть погодя.
Это вряд ли было предложение, скорее приказ, которому репортер неохотно решил повиноваться.
В интересах дела Хэган был нужен ему как союзник, а не как противник; сама же беседа не сулила никакой пользы. Однако, всегда стремясь повернуть ситуацию в свою пользу, как бы мала эта польза ни была, Фенн сказал:
— Если я приду сегодня вечером, вы мне выделите час?
Отец Хэган открыл рот, чтобы возразить, но монсеньер Делгард быстро проговорил:
— Сколько вам угодно, мистер Фенн. Мы не собираемся урезать ваше время.
Фенн был поражен. Он рассчитывал на полчаса, может быть, минут на двадцать.
— Договорились, — сказал он с улыбкой и открыл дверь.
Церковь была почти пуста и казалась гораздо темнее. Фенн понял, что дождевые тучи стали еще гуще: свет снаружи, проникавший через витражные окна, был слаб и рассеян. Репортер закрыл дверь в ризницу и прошел мимо алтаря к белой статуе Мадонны. Ее глаза без зрачков слепо смотрели на него, каменные губы хранили след милосердной улыбки. Руки изваяния протянулись вниз, ладонями вперед — символ приятия Мадонной всех, кто стоит перед ней.