Что-то привлекло его взгляд. Внезапное движение наверху. Фенн посмотрел на стеклянную крышу и улыбнулся. По наклонному запотевшему стеклу пробиралась кошка. Она остановилась, и силуэт головы стал больше: кошка старалась заглянуть через мутное стекло. Она поставила передние лапы на плоскость и помотала головой. На какое-то время ее тело словно застыло, потом она спустилась по наклонному стеклу и села, так что в поле зрения осталась лишь ее верхняя часть.
Фенн и другие репортеры вместе с остальными опустились на колени и замерли в напряженном внимании, а когда сидящие встали, все вместе для приличия присоединились к хору. Как понял Фенн, это делалось не из почтения к службе, а ради хорошеньких монахинь, которые могли обидеться, если присутствующие не придерживались установленного ритуала. Раздался звон колокольчика, и все склонили головы. Фенн, ощущая неудобство от стояния на коленях, понял, что пришло время для причащения, и приподнялся, уверенный, что в данный торжественный момент никто этого не заметит. Тишина в помещении смущала. В церкви гулкое эхо, шум движений в толпе, голоса детей и покашливание нарушали истинную тишину, но в маленькой молельне ничто не заглушало даже урчания в желудке.
Отец Хэган встал перед алтарем, держа в руках кубок и другие атрибуты причастия. Глаза его были почти закрыты.
Фенн видел, как епископ Кейнс нагнулся и что-то прошептал Алисе. На мгновение она замерла, и ему пришлось шепнуть снова. Девочка встала, ее белокурые волосы отсвечивали золотом, а белый ободок представлялся бабочкой в пшенице. Алиса казалась хрупкой, совсем маленькой, и Фенн ощутил волнение за нее. Она столько пережила, бедняжка, и он удивился, как она сумела сохранить такое спокойствие.
Девочка, по-прежнему не двигаясь, смотрела на священника.
Мать тронула дочь за руку, но Алиса не обратила на нее внимания. В конце концов встала мать-настоятельница и подвела девочку к отцу Хэгану. Священник посмотрел сверху вниз на маленькую фигурку, и его глаза расширились. Рука его, протягивающая облатку, заметно дрожала.
Фенн нахмурился, заметив, как напряжен священник. «Боже, — подумал репортер, — да он же боится! Что так могло его напугать?».
Алисина голова чуть отклонилась назад, и девочка открыла рот. Священник поколебался, потом словно решился на что-то и положил облатку Алисе на язык.
Ее голова склонилась, и на мгновение оба, девочка и священник, замерли.
Потом по ее маленькому тельцу прошла дрожь. Алиса упала на колени и издала натужный звук. Рвота хлынула на пол. На туфли священника. На его белые одежды.
Глава 20
Она серебряный достала жезл,
Три раза в воздухе взмахнула им,
Пробормотала что-то, и без сил
Я наземь пал и замер, недвижим.
— Святой отец, вы почти не притронулись к супу. В нем чего-то не хватает?
Священник вздрогнул и посмотрел на Саутворта.
— Я? Гм… нет, конечно нет. Просто я не очень проголодался.
Саутворт с очевидным облегчением вздохнул.
Епископ Кейнс добродушно рассмеялся:
— Клянусь, вы таете прямо на глазах, Эндрю. Давайте, давайте, поешьте, нужно есть, если хотите одолеть грядущие месяцы.
Отец Хэган снова взял ложку и опустил ее в грибной суп, его движения были медленны, рассеянны. Епископ Кейнс и монсеньер Делгард обменялись беспокойными взглядами.
— Вы все еще нездоровы? — тихо спросил Делгард.
Другие за столом с интересом смотрели на священника Его здоровье в последние недели резко ухудшалось, но перемена в последнюю ночь была особенно явственна.
Отец Хэган поднес ложку к губам.
— Наверное, просто холодно, — проговорил он неубедительно.
— Может быть, отвезти вас домой?
— Нет. Наша сегодняшняя дискуссия очень важна.
Епископ Кейнс вытер салфеткой губы.
— Не настолько, чтобы не позволить вам лечь в теплую постель. Думаю, так вам было бы лучше, Эндрю.