Мэдди не пришла инкогнито, она появилась одетой в черную кожу. Он спустился на одну ступеньку вниз и вновь остановился. Неужели на ней корсет?
А тем временем, пока он смотрел с раскрытым ртом от изумления, не веря своим глазам, к ней подбежал Алекс и поцеловал, потом поднял ее за талию и закружил по кругу. Мэдди громко смеялась. Мэдди выглядела роскошно. И пришло время, чтобы чертов Алекс отпустил ее талию.
Следующим, что он знал, он стоял уже перед ней. Ее черные глаза, ясные с золотистыми тенями и подводкой для глаз, захлопали в приветствии, но и предостережении тоже. "Лишь посмей смеяться надо мной, Фостин."
"Как я могу смеяться, если я не могу даже дышать?"
Волосы ее были собраны высоко на голове, выставляя на показ ее восхитительную шею, которую Хани украсила внушительным колье из граната. Хани это злой гений. Теперь каждый вампир здесь захочет ее, в этом он был уверен. Своим периферийным зрением он принялся вычислять их, отмечая знаком смерти, если хоть кто-то к ней приблизится.
Мэдди на самом деле надела корсет — длинный, кожаный, формировавший ее сиськи в две идеальных половинки шара, почти так же соблазнительно, как и шея. Пересекающиеся линии нескольких белых шрамов виднелись из ее ложбинки. Ему стало любопытно, заметила ли она, что ее шрамы исчезали с каждым днем. Взгляд его опустился ниже, восхищаясь, как корсет усовершенствовал ее формы песочных часов, и затем он заметил штекер. Он виднелся из блестящего стального кренгельса, вмонтированного в корсет, и вился от пояса до батареек и регулятора. Обычно, все эти вещи были размещены под безобразным голубым нейлоном на липучке на задней части спины, но все это вмонтировали в черный кожаный пояс, красовавшийся на ее бедрах, что придало ему вид боеприпасов. Это было безумно сексуально. Ниже пояса она была облачена в кожу. Когда он понял, что она надела сапоги на высоких каблуках, голова его пошла кругом.
"Грегори?" произнесла она неуверенным тоном, но безошибочно голос ее звучал хрипло. "Тебе нравится? Друг Хани спроектировал это наряд специально для меня." Она скользнула двумя пальцами вдоль силового кабеля. Жест выглядел провокативно, даже в некоторой степени неприлично, и заставил его рвануться к ней.
Она встретила его, ее рот такой же жаждущий, как и его, маленький шершавый язык — стремительный и дразнящий. Руки его блуждали мягкой, призывающей плотью ее спины и плеч, затем опустились вниз, прохладной структурой корсета, вниз, чтобы ухватить ее за божественную, обтянутую кожей, задницу.
Мэдди уже начала было переживать, что Грегори никогда больше так к ней не прикоснется. За последнюю неделю она чувствовала себя хорошо, даже больше чем просто хорошо, но он все равно видел в ней лишь слабую больную женщину. Когда они находились в кровати, она ставала инициатором ласк, но он всегда находил способ превратить их в обыкновенные объятья. Грегори Фостин превратился в свернувшегося калачиком кролика. И это было неправильно.
Но она его не винила. Естественно, он говорил, что они не могут еще валять дурака из-за указаний доктора, но была ли это вся парада? Будучи наделенной таким глубоким отверстием, как сам Большой Каньйон, ниже середины ее грудной клетки, никак не повышало самооценку девушки. Итак, она пришла к выводу, что пришло время снять свой пропитавшийся потом костюм, порыться в своей волшебной коробочке, и достать оттуда свой утерянный сексуальный шарм. Для достижения намеченной цели она обратилась за помощью к Хани. Сегодня вечером Грегори будет побежден.
Грегори оборвал внезапно поцелуй и обеспокоенно коснулся ее щеки. "Извини," сказал он, тряся головой так, будто хочет прочистить ее. "Это было… Ты в порядке? Эта штуковина не ограничивает твое дыхание?"
"Я в полном порядке." Если кто-то и нуждался в няньке, так это был он. Он сильно похудел и от него исходила, действующая на нервы, энергия. "Ты кормился сегодня?"
"Нет времени. Все нормально."
Он покормил ее как раз перед уходом из дома. Не задумываясь, она погладила пятно под его подбородком, откуда пила его кровь. Как странно было все еще желать его таким способом. Но все было именно так. Каждый вечер она просыпалась свернувшаяся калачиком на изгибе его руки, сонная, но уже изголодавшаяся, и каждый вечер без колебания он отдавал ей себя. С каждым теплым глотком она брала предложенные им силы, его воспоминания, его мечты. Это я, каждый раз говорила его кровь, видишь, как я люблю тебя?
Даже вспоминания об этой могущественной интимности заставляли ее горло сжиматься, но мыслями Грегори витал где-то далеко. Он даже не мог долго смотреть на нее, не стреляя вокруг глазами. Он настолько взвинчен, насколько и закрыт, и не пустит ее в свое сознание.