Глава 10
Машина остановилась перед домом. Металлический шорох закрывающихся за спиной высоких ворот сопровождал вялотекущую мысль: прежде я любила родной дом, теперь лишь тоска диким запертым зверем скребет по легким.
— Выходите, — распорядился Джон.
Все послушно вышли и держали двери открытыми для меня.
Колено не желало разгибаться. Никакой устойчивости в ногах. Двумя руками буквально повисла на двери. Обернулась на ворота. Между толстыми прутьями хорошо просматривалась дорога.
Мне перекрыли кислород, а я все еще дышу. Не чувствую физической боли, но все равно умираю. Медленно.
Чертовски медленно.
— Элла!
Повернулась на звонкий и встревоженный возглас мамы. Она сбежала со ступенек и неслась по дорожке, придерживая длинный подол воздушного платья.
— Моя детка, — тонкие руки крепко обхватили.
Ее захват не сочетается с комплекцией. На вид хрупкая, но сильная.
— Ты заставила нас волноваться. Я скучала по тебе, — в нежный голос прорывались укоризненные нотки.
Выдохнула, расслабляясь в ее руках. Словно из меня вытащили все прутья, загнанные в каждую конечность.
— Меня не было несколько дней, мам.
— И что? Я успела соскучиться!
Она не увидела мои возведенные к небу глаза.
Руки разжались, вернули мнимое чувство свободы.
Я точная копия мамы. Такие же тонкие черты лица, густые брови. Четкий контур пухлых губ, редкие веснушки на носу и щеках. Только у мамы лучезарная, заражающая улыбка, а я не очень люблю улыбаться.
Входная дверь хлопнула. Охрана, до того стоявшая незаметно, растворилась в пространстве.
Невидимые прутья вернулись на прежние места — в руки, ноги, так что не согнуть, не разогнуть, да и просто шевелиться не хочется.
Высокий мужчина с едва заметной сединой на висках создан привлекать внимание. Я не удивлена, почему мама выбрала его. А может она его вовсе не выбирала…
Ярко выраженная линия подбородка покрыта густой щетиной. Брови хмуро сходятся над холодными глазами. Возможно когда-то в них было тепло, но я его не видела.
— Эл, — грозный голос прокатился по территории.
Желудок сжался до игрушечных размеров.
— Луис, пожалуйста, будь помягче, — попросила мама, обходя машину, чтобы взять его за руку.
Папа улыбнулся ей и повернулся к вышедшему из дома Дэну. Брат даже не взглянул на меня.
— Побудь с мамой, нам с твоей сестрой надо поговорить. Наедине.
Наедине…
Я альфа, так? Надо учиться держать голову прямо даже перед сильнейшими, верно?
Да, конечно. Все именно так. Только с трясущимися руками и дрожащими коленями все это звучит неубедительно.
Захлопнула дверь. На двух негнущихся конечностях обошла авто. Между мной и отцом осталось метров сто, и теперь я отчетливо ощутила его давление.
— В дом.
Он обвел взглядом охрану, заполнившую территорию, и поднялся по ступенькам к двери.
Нет сомнений, что я не убегу. Не получится. Под прицелом стольких глаз это нереально.
Каждый шаг наверх оседал в ступнях, утяжелял их. Словно на мне башмаки из камня, а лестница — крутая гора.
Комфортная прохлада дома теперь казалась морозильной камерой. Такое странное, жуткое ощущение, когда родное одновременно выглядит таким, но словно чужеродное. Так вообще бывает?
Отец ждал у поворота к своему кабинету. Не в зал, где обычно высказывалось его недовольство членам семейства. В кабинете он всегда отчитывал провинившихся фиолетовых. Тех, кто создал много проблем.
Похоже, я перешла черту и теперь стою на одной линии со всеми проблемными жителями района.
Прелестное достижение.
Зашла следом за папой, упираясь взглядом в его спину. Тяжесть в груди чертовски медленно распространяла яд по венам, распространяя по всему телу.
— Садись, — отец небрежно махнул на диван напротив окна.
Над коричневым кожаным висит огромное полотно. Мамина любимая картина, она сама ее написала, когда мне было десять.
Никогда не понимала ее смысла. Красные, черные и белые пятна. Большие, маленькие. С красными брызгами на черном, с белыми крапинами на красном. Вакханалия трех цветов. Мама назвала ее "Борьба внутри себя". Возможно, именно такая она у нее.
Окно снаружи перекрывает кедр. Полумрак в кабинете отражает состояние папы. Он оперся на край стола, сложил руки на груди. Хмурое лицо в тени добавляло виду больше внушительности. Будто мало его невидимого давления.
— Я разочарован, — короткая фраза хлестанула по щекам.
Выпрямила спину до хруста в позвоночнике.
— Что ты хочешь на это услышать? Мне жаль? Нет.
— Ты поступаешь как неразумное дитя, Элла. Взрослый человек, а ведешь себя… — Отец покачал головой, отражая все свое недовольство и негодование.