Улыбка снова появляется на лице. Когда есть надежда, даже самый хмурый день кажется не таким уж неудачным.
На улице понемногу начинает светлеть. Уже не так страшно выходить на своей остановке. Поблагодарив водителя, спрыгиваю с последней ступеньки и спешу к светофору.
Остаток пути почти пробегаю, пытаясь согреться. И вместо пятнадцати минут, трачу на дорогу всего десять. Но Санек все равно уже на месте.
Друг Никиты моментально замечает меня, несмотря на то, что с кем-то разговаривает. Он быстро прощается с компанией незнакомых парней и направляется в мою сторону.
Черный спортивный костюм с белыми лампасами, кроссовки, кепка и кожаная куртка. Привет девяностые. Только сейчас уже двухтысячные…
– Бонжур, красавица, – окидывает меня маслянистым взглядом. – Пришла подзаработать?
Невольно ежусь и нервно сглатываю. Отчего-то, кажется, что Санек имеет в виду вовсе не музыку.
– С тобой Никита говорил… – отвечаю вместо приветствия.
– Говорил, – кивает.
Снова пристально рассматривает.
– Но у меня другое предложение. Зачем тебе в грязных вагонах болтаться? Лучше в тепле и добре… Что скажешь, Настасья?
– Не привлекает. Лучше электричка, – передергиваю плечами.
Скрыть отвращение не удается. Как Никита может с таким мерзким типом общаться?
Санек хмурится. Моя реакция его злит. Он что, действительно рассчитывал на мое согласие? Ну и самомнение у этого местного авторитета.
– Гордячка, значит… – кривится снисходительно. – Ну, попробуй, поработай в "поле". Мнение быстро изменишь.
– Это всего лишь один день, – поправляю на плече съехавшую лямку от сумки. – С чего мне менять мнение?
– Один? Никитос так сказал? – удивляется Санек.
Вскидываю подозрительный взгляд на парня.
– Что не так?
– Ничего, – покачивает головой и сразу же переключается на другую тему. – Твои вагоны первый, третий и пятый. Усекла?
Киваю.
– Я тоже буду недалеко. Есть у меня одно дельце… Но если проблемы – выпутывайся сама. Я Никтоса предупредил, что тебе не нянька.
Снова киваю.
В горле все пересыхает от страха. Последняя фраза пугает ни на шутку. Вагонов в электричке много, и в каждом кто-то чем-то да промышляет. Не знаю, как шайка Санька отнесется к новому работнику.
– А теперь шуруй на платформу. Поезд стоит всего две минуты! – резко приказывает мой новообретенный начальник. А когда разворачиваюсь, еще и умудряется шлепнуть по попе. Не знаю, как ему это удается, бандура в чехле закрывает меня почти полностью, видимо, опыт тискать девушек помогает.
Хочется возмутиться и врезать наглому Саньку. Даже резко поворачиваюсь и смотрю в хамоватую противную рожу. Но парень самоуверенно вскидывает бровь и хищно прищуривается. Словно говорит – стоит мне только пальцем шевельнуть, и Никита обо всем узнает, а моя бандура полетит с четвертого этажа.
– Ничего Настя, это всего лишь один день. Только один день. А там съедешь и забудешь об этом, как о страшном сне, – говорю про себя, пытаясь утешить. Хотя обидно до слез.
Аккуратно перехожу через рельсы и замираю на перроне. Зубы начинают выбивать чечетку. Холодно. И ветрено. Постукиваю кроссовкой о кроссовку, чтоб хоть как-то согреть окоченевшие пальцы на ногах. Рядом стоят нахохлившиеся пассажиры с огромными клетчатыми сумками. Кто-то едет на дачу, кто-то в гости. В основном это пожилые люди. Но есть и молодежь. Люди Санька выделяются из толпы, как волки среди овец. Стараюсь держаться подальше от будущих коллег и невольно жмусь к простым гражданам.
– Один день, всего один день, – шепотом повторяю, как мантру.
Эти личности меня пугают. Особенно, когда к ним подходит Санек, и я замечаю, как некоторые начинают неприкрыто таращится в мою сторону.
К счастью электричка, тяжело и шумно громыхая колесами, приближается к платформе. С громким шипением раздвигаются двери первого вагона. Несколько человек поспешно выходят на станции. Мы терпеливо их пропускаем, а затем сами забираемся в старенький поскрипывающий поезд.
Пока остальные пассажиры рассаживаются на свободных местах, с волнением окидываю взглядом полупустой вагон. Людей совсем мало, но от этого не легче. Выступать мне конечно доводилось. И не раз. Лет с десяти привыкла к сцене и концертам. Но вот так, перед толпой…
В горле застревает колючий комок. А вдруг я петь не смогу. Сейчас мне кажется, что я и звука не выдавлю.
Приходится буквально пересиливать себя, чтобы снять с плеч чехол с инструментом, медленно, сантиметр за сантиметром, расстегнуть молнию, извлечь бандуру. Благо, на меня пока никто не обращает внимания. Большинство преспокойно дремлет, склонив голову на грудь, кто-то читает или смотрит в окно.