Почувствовал неладное, сразу вернулся, но Мякиша уже не было.
– Он же тебе сказал, что ждать не будут, дурилка наивная, – хихикнул Чеба, задравший голову в попытке остановить кровь. – Мужик сказал – мужик сделал.
Остановившись у входа, Антон с досадой вглядывался в темноту, злясь на Мякиша за обман и на себя за доверчивость.
– Малец, ты бы вход прикрыл, – проговорил Крот и, когда Антон повернулся, кивком указал на сорванную с петель дверь. – А то, если кто захочет из темноты пальнуть, нас просто великолепно видно.
Антон снова устремил взгляд в черноту ночи. Света тусклых звёзд едва хватало, чтобы слегка рассеивать почти непроглядный мрак. Лишь вдалеке вспыхивали и гасли аномалии, словно кто-то, проходя мимо, подсвечивал их гигантским фонарем.
– Слышал, что тебе сказали? – Чеба заткнул одну ноздрю какой-то тряпкой и делал то же самое со второй. – Дверь закрой.
– Мякиш пошёл за Филином или за Сашкой?
– За Фениксом, ясен перец! – прогнусавил Чеба. – Он его люто ненавидит.
– Не за Фениксом, а за Филином, – подал голос Лопух, немного пришедший в себя. – Мякиш его Филином называл.
– А он себя – Фениксом! – огрызнулся мародёр, бросив недовольный взгляд на рядового. Потом снова повернулся к Антону: – Это, кстати, он нас так, пока ты ляжки за стенкой тянул. Он и дружок его… Да что ж никак не остановится-то?!
Мародёр отшвырнул пропитавшийся кровью кусок ткани и оторвал ещё один от рубашки, валяющейся под ногами.
– Хватит чушь нести, – сердито одёрнул Крот. – За обоими они пошли. Сашку принёс сюда Феникс, вероятно, и сейчас они вместе.
– Так и что? – возразил Чеба. – Пацан всё время в отключке был. Откуда ты знаешь, что не Феникс его вырубил?
– Потому что, идиот, – старик не скрывал свою неприязнь к мародёру, – у Феникса нет собачей пасти, и он не может превращаться в аномалию, чтобы устроить обширную контузию.
– Ну не скажи! – не согласился мародёр. – Пасти, может, и нет, но силищи у него и его дружка – немерено! Я таких ещё не встречал. Если бы не тот крик, кранты нам всем.
Антон догадался, что речь именно о том страшном вопле, что привёл его в чувство и заставил пульсировать артефакт в руке. Но волновало другое: никто из присутствующих, похоже, точно не знал, почему или от кого убежал Сашка. Ведь, действительно, неожиданно оказавшийся живым Филин запросто мог похитить Сашку. Вероятнее всего из-за «цепи судьбы», хотя и неясно зачем.
– Это был не крик, – поправил Крот.
– Ещё какой крик! – настаивал Чеба. – Прям в башке раздался. Думал, в штаны наделаю с перепугу, а тот второй громила – дружок Феникса, наверное, и наделал. Глаза выпучил, посерел: я даже успел ему «перо» между рёбер всадить, огрёб, правда, сразу, но и громила драпанул.
– Придурок, ты ему не «перо», а артефакт воткнул! » продолжал сердиться старик.
– Да какая разница! Что под руку острое попалось, то и всадил! Помогло же.
– Он эти артефакты себе десятками вживляет, идиот ты тупой.
Антону с каждой секундой всё сильнее казалось, что он попал в театр абсурда. Появилось дурацкое ощущение, будто пропустил половину фильма и теперь можно только догадываться о происходившем раньше, потому что повторного сеанса уже не будет. К тому же вернулось ощущение беспомощности, как в то время, когда Сашку только похитили и пришлось две недели пребывать в состоянии неопределённости. Но если тогда виной такому состоянию служила неизвестность, то сейчас она смешалась ещё и со страхом: там, снаружи, гудело и потрескивало настоящее поле аномалий.
А он вынужден снова отсиживаться и ждать. Надеяться, что ничего не произойдёт, молиться и трястись от ужаса в ожидании мучительной смерти. Нет, Антон больше так не мог.
Он должен что-то сделать!
Бездействие давило, угнетало и душило. Это ощущалось физически: бросило в жар, кровь пульсировала в висках, и стало не хватать воздуха.
На глаза попался металлический фонарь. Плохо соображая, что делает, он схватил его и бросился к выходу.
– Стой! – раздался сзади голос Крота.
Но Антон уже выскочил наружу и, сделав несколько шагов, замер на языке белого света, падающего из дома через дверной проём. Вокруг раскинулась ночная Зона. Антон не знал, где именно находится, понятия не имел, что случилось раньше и какие события ждут впереди. Просто чувствовал: надо идти. Надо самому решать свою судьбу.
Вспомнились слова незнакомца, с которым ушёл Мякиш: «Направо… метров триста чистой земли… потом лабиринт…».
Антон решительно шагнул в выбранном направлении, погружаясь в ночную прохладу.