«Черт бы тебя побрал, сука. Пылесос».
Она раздраженно кинула спонж в раковину, начиная расчесываться. В остальном проблем не было. Быстро накинуть пальто и какие-нибудь штаны с кедами. Микаса уложила челку и волосы, старательно поправляя их на плечах.
— Может, все-таки уволишь меня? — закидывая принадлежности в сумку, сказала она.
— Нет уж. Я хочу побыть немного эгоистичным фронтменом группы. — Эрен рассмеялся, пнув свою сумку к двери, закутываясь в несуразный серый пуловер, продранный наверняка нарочно в нескольких местах. Солнцезащитные очки с двумя черепами на дужках уверенно зацепились за ворот, покачиваясь при каждом движении. — А вообще, просто не хочу тебя отпускать. Все? Или заставишь озвучивать все причины? — Он облизнул губы и сглотнул, уголок его губ дрогнул в полуулыбке.
Не спрашивая, Йегер закинул сумку Микасы себе на плечо. Аккуратно, чтобы не задеть свою гитару. Все остальное оборудование уже было собрано техниками и должно было находиться в автобусе.
— Косуху мою прихвати. Вдруг это… замерзнешь. Как мне тебя с соплями потом целовать? Или меня еще заразишь. — Скрыв собственное смущение от проявляемой заботы за колкостью, Эрен хмыкнул.
— На сегодня лимит чужой одежды превышен. — Микаса надела свое кожаное пальто, которое Йегер успел захватить с собой. — Зачем что-то озвучивать, если все находится на поверхности? Хотя, я могу поиздеваться и выбить из тебя все.
— Ну, да. Согласен. — Он растерянно провел ладонью по волосам, хмурясь от собственной свалившейся несообразительности. Что вообще с ним такое творилось? Ерунда какая-то. Это желание окружить Микасу вниманием, даже несмотря на ее колючесть, походила на мазохизм. Тогда что же постоянно толкало на такие желания? Эрен шмыгнул носом, но тут же выпрямился, возвращая остатки самоконтроля. — Тогда для меня ее возьми, если не сложно. В сумку не поместится уже. Документы. Инструменты. Перекусить. Вода. — Проведя подушечками пальцев по пробившейся щетине, Йегер цокнул языком. — Побриться не успеваю. Или отрастить бородку? Ощущение, что в какой-то отпуск собираемся, — бросил он и закусил язык, чтобы не болтать лишнего и не казаться чрезмерно навязчивым. Открыв дверь, он пропустил вперед Микасу.
— Лучше бы реально в отпуск. А борода — идея плохая, — прошептала она, подхватывая косуху.
Черные тучи медленно ползли по небу, напоминая всем о том, что скоро будет дождь. Они стояли у парковки в абсолютной тишине. На часах было уже за семь.
— И как вам мои песни, господин фронтмен?
— А? Какие песни? — Эрен едва не поперхнулся сигаретным дымом, что так тщательно втягивал в себя, немного ёжась от промозглой погоды.
Который раз уже Микасе удавалось застать его врасплох? Он только успел погрузиться в размышления об океане, пальмах и прогретой солнцем заднице. Успел представить улыбку Микасы, выходящей из воды… Ну, и не только улыбку.
— Я не глухая. Точнее, я только сейчас вспомнила, что нихера ты не про чай или бутерброды говорил. — Она покосилась в его сторону. Старательно пытаясь вспомнить, что писала в ту тетрадь, а что нет.
Нервный смешок вырвался непроизвольно, и Эрен, затянувшись сильнее обычного, выпустил клуб дыма, оттягивая ответ.
— Повесишь за яйца, да? — Поправив ремень сумки, начавший тянуть плечо, он наклонил голову сперва в одну сторону, потому в другую. — Прости. Я не должен был этого делать, но… — Вобрав в себя побольше воздуха, он начал высказывать свое мнение настолько эмоционально, что даже по одному взгляду было понятно все: — У тебя охуенные тексты есть. С сердечками тот реально клевый. Простой, но что-то есть в нем. Знаешь, отображает желания, все такое… Но я не назвал бы его пошлым. Это странно, но я не хотел ничего добавить или убрать. И музыка такая, знаешь… — Он промурлыкал немного, изобразив примерную мелодию.
— Ладно, тогда не буду вешать. — Микаса отобрала у него сигарету и сразу же затянулась. Вдруг ее пробило на смех. — С сердечками, значит, вот как?
— Значит, прощен? — Он склонился, всматриваясь в глаза Микасы, сдерживая победную улыбку. — И ты ее написала недавно. Ну, объятия и рассвет уже были. Есть еще пожелания по тексту? — Выгнув бровь, Эрен приблизился к лицу Аккерман, едва касаясь кончика ее носа своим.
— Споешь ее. — Оставляя на его губах легкий поцелуй, она сразу же отстранилась. — Второй раз предлагать не буду.
— Я? — Не успев толком ответить, только мазнув губами, Эрен округлил глаза. — То есть, вот так просто отдаешь ее мне? За что? Я рад, это даже не обсуждается, и спеть вот так… — Быстро заморгав, Йегер замолчал. Эмоции на его лице мелькали от удивления до крайнего возбуждения. — Мне не отдавали еще свои песни. Это… Ну, лично очень. И… — Вдох, выдох. Стало немного легче. Склонившись снова, Эрен поцеловал Микасу в ответ, чуть задержавшись, прикрыв глаза, выражая свою благодарность. — Впервые не хочу ничего говорить больше.
— Личное, личное, — передразнивая его, она высунула язык. — Сам додумывай, за что. И почему автобус опаздывает? Скоро уже дождь начнется.
— Не. Смотри, — Эрен махнул рукой в направлении, где мелькали фонари гастрольного автобуса, — вон плетется. Отвечаю. Это Порко опять забыл что-то, и пришлось им возвращаться. В прошлый раз это был паспорт и какая-то из его железяк. Интересно, что в этот раз? Гель для укладки? — Йегер рассмеялся.
Большой автобус остановился ровно перед ними и, когда вещи были загружены в багажное отделение, принял в тепло салона. Поздоровавшись со всеми, Эрен тут же прошел почти в самый конец, плюхаясь на сиденье, и, откинув его назад, закрыл глаза. Дорога предстояла быть не близкой, что могло позволить немного вздремнуть. От попытки Порко спросить о чем-то Эрен отмахнулся моментально, не желая ничего обсуждать. Все и без того было слишком очевидно.
Микаса села на предпоследнем ряду подальше от окна. Все, чего ей хотелось, — спать. Но Браун, севший к окну, занял ее перешептываниями о гитарах, домашних животных, каким-то образом их разговор перешел на тему религии, но вскоре им надоело, так как именно эту часть разговора он принимал слишком серьезно. Ей стало ясно, с кем она больше всего сдружится, — уж слишком много общего у них было, ну и вести разговор легко, чего не скажешь о Порко, который сидел в самом носу автобуса. Браун уснул вскоре, как и она.
В какой-то степени Эрен понимал, что постоянно находиться рядом с кем-либо — невозможно и даже странно. Поэтому спокойно отреагировал на решение Микасы сесть отдельно. Да и впереди были длительные гастроли, уж всяко еще можно было насладиться уединением.
Вытянув ноги под переднее сиденье, Эрен привычно подложил под шею сложенный пуловер, оставшись в одной футболке, и веки сами начали смыкаться, стоило в автобусе воцариться тишине. Удивительно, но под чьи-то разговоры уснуть у Йегера никогда не получалось. Даже если это был голос Микасы. Обычно Эрен бросал бутылку в нарушителей его сна, но как можно сделать такое в отношении Аккерман?
Только вот сон все равно не шел. Сознание уплывало вместе с пейзажем за затемненным окном; мутнело, когда вспышкой возникло до дрожи в теле реалистичное видение. Да какое там видение? Эрен четко ощущал себя подвешенным в воздухе. В голову болезненно что-то впивалось, а тело… Он его не чувствовал абсолютно, будто его и не было. Животный страх, от которого челюсти сжались, едва не кроша зубы в приступе паники. Опять это ощущение одиночества и обреченности, от которых Эрен заскулил, как подбитый волк. И только от возникшего лица Микасы пришло утешение, а страх сменился смирением. Йегер и рад был бы потянуться к ней, но не мог, словно всего его парализовало. Улыбка Аккерман - последнее, что он увидел, а после — острейшая боль в горле и привкус металла на языке, дополненный теплом на губах.
Йегер схватился за шею, откашливаясь, беспорядочно хватая ртом воздух. Сердце заходилось в хаотичном ритме, грозилось прорвать ткани, мышцы, сломать к хренам ребра и вырваться наружу, лишь бы не участвовать в этом аду. Со лба тонкими струйками стекала испарина. Футболка липла к коже, а единственное, чего хотелось, — ощутить, что он жив, что находился не во внезапно возникшей иллюзии — результате дерьмового решения принять в ту ночь таблетку. Хватаясь за спинки кресел, Эрен, смахивая с лица холодный пот, добрался до места, где сидела Микаса, и дернул ее за руку. Еще раз, и еще. Ледяные пальцы сомкнулись на ее запястье, и Эрен боязливо озирался, словно все могло повториться.