С той поры поменялось всё. Кардинально.
Как и ожидалось, Настю отец увез в неизвестном направлении, а мы с Лехой остались наедине с зудящей где-то в груди пустотой. Попытки бичевания, как показывал опыт, ни к чему хорошему привести не могли, поэтому, я взялся крепко за построение крепкого фундамента своей жизни, прихватив под ручку, как стимул для новых свершений, захмелевшего от душевного одиночества Сушинского.
Все новогодние каникулы мы провели за учебниками по юриспруденции. Сидя каждый вечер под изрядно потрепанной после вечеринки елке, я объяснял Лешке основы криминалистики, а он, закармливал заморскими фруктами, то и дело прерывая меня своими очередными бунтарскими замашками. Приходилось отлавливать, возвращать и усаживать обратно. Попутно перевязывая лишние части тела гирляндой. С младенцами так делают, чтобы они поменьше от сна отвлекались, а я, чтобы Сухому в будущее идти не передумалось. Первое время Лекс больше походил на неотесанный булыжник, чем на губку, которую можно чем-то напитать. Но дни медленно тянулись. И горе от расставания постепенно уступило место желанию учиться. Признаюсь, методы применял жесткие, но в тоже время крайне эффективные. Сдав экстерном экзамены, я улетел в Америку, оставив Сушинского один на один с собой. На протяжении следующих лет мы регулярно поддерживали связь и часто встречались. На каникулах. В периоды сессии. Или на общих выходных. Однажды он даже прилетел ко мне в США.
Объединенные общей болью, на подсознательном уровне мы тянулись друг другу. Но если я знал о Сушинском всё, то он никогда не владел и десятой частью того, кем я был на самом деле. Поначалу мне хотелось признаться и закончить затянувшуюся на долгие месяцы игру, но я заинтересовался рисующимся в глазах окружающих новым образом своей личности и не желал с ним так быстро расставаться. Вычеркнув окончательно из планов на жизнь Шестакову и проклятый город несбыточных надежд, я отправился покорять с новоиспеченным товарищем правовые олимпы с новой личиной и изрядно посвежевшей оболочкой.
Не смотря на то, что дела в Америке шли неплохо, даже наверное очень неплохо, я тосковал по России. Защищать чужих по духу тебе людей, не так интересно, как может показаться на первой взгляд. Знание законов не поможет так, как человечность и сердобольность, которую в мире долларов нельзя было ощутить. Я не обладал в полной мере качествами дипломата-жополиза, чтобы задержаться в Америке в той роли, которую желал. А на другие согласен не был.
Среди всех остальных адвокатов меня выделяло ярко выраженное умение отстаивать и аргументировать свою точку зрения. Именно это качество неоднократно играло мне на руку и помогло добиться того, что я имею в данный момент своей жизни. Сейчас, когда каждый уголок страны пестрит красными юридическими корочками, отыскать толкового специалиста — непосильная задача. Но так случилось, что я был одним из них. И оказался в правильном месте в нужное время. Поэтому вернувшись в Москву, стал частью семейного бизнеса Сушинского, обосновавшись целиком и полностью со временем в кресле генерального директора крупнейшей адвокатской фирмы в России. Открывшиеся Лексом перспективы, немало упростили мне задачу по выживанию и помогли в первое время выстроить собственный вектор карьерного продвижения, который, ко всему прочему, был на руку всем. Мое образование, и связи отца Сухого как идеальный опьяняющий своим ароматом коктейль, проникли в дома миллионов. Посредственная юридическая фирма Михаила Геннадьевича превратилась в процветающую корпорацию, занимающимися крупнейшими сделками не только в России, но и за рубежом.