— Опять будешь защищать какого-нибудь ублюдка? — с отвращением произносит Сушинский. Что-что, а грязь этот педант не любит. Он предпочел стереть из всемирной памяти пятна, дабы не портить безупречную адвокатскую биографию. Даже сейчас все его поползновения происходят в радиусе собственного клуба. Продуманный малый.
— А разве есть разница, кого защищать? — наталкиваясь на непонимающий взгляд, продолжаю мысль, — Мы адвокаты, Леха, а не блюстители морали, нравственности и доброты. Нам предлагают, мы бьемся.
— Но ты ведь у нас пытался в моралисты заделаться после того громкого дела с Игнатьевым, — брови Сушинского поднимаются вверх, а губы расплываются в широченной улыбке Чеширского кота. Этот тип никогда не мог удержаться от швыряния окружающих в собственную грязь. Но со мной этот номер не прокатит. Мне не отмыться от старого грешка, соучастником которого я оказался по собственной глупости. Но я каждый день с того момента делаю выбор. В пользу того, чем когда-то жил. И что важно: сейчас я бы никогда так не поступил. Лучше бы целовал песок на Канарах, чем позволил такому мудаку выйти на свободу.
— Что-то пошло не так, — в задумчивости кручу ручку, что пару часов назад стала единственным свидетелем встречи века. Но она унесет эту информацию с собой, оставив лишь отпечатки в виде знаков, которые никто, кроме меня, не сможет прочесть.
— Стоящая хоть девушка-то? — допытывается, запрыгивая на стол от распирающего нутро любопытства.
— Отвянь, Лех, — отнекиваюсь, пытаясь отражать собственные телесные реакции. — Дело весьма непростое, но отказать в помощи не могу, — постукиваю ручкой по столу, раскладывая в голове крупицы полезной информации на соответствующие полочки. — Скажем так, очень интересно в конце раскрыть все карты. И да, мне потребуется твоя помощь в качестве второго юрист-консультанта. Это не обсуждается.
— Ты издеваешься? — взрывается Сушинский, спрыгивая своей задницей с общего стола.
— Напротив, я абсолютно серьёзен, — на этот раз мои мотивы весьма и весьма эгоистичны.
— Зачем тебе я? — спрашивает компаньон по бизнесу, не понимая, во что будет втянут. —Ты ведь у нас голова.
— А ты жопа, — парирую и ставлю точку, — вместе мы —одно целое.
— Это месть? — интересуется Леха, пытаясь надавить на чувства. Но я их запер на замок. Ключик от которого оставил когда-то в руках хрупкой блондинки с турмалиновыми глазами.
— Скорее последняя попытка направить тебя на истинный путь, — утрирую, прикидывая в голове дальнейший план действий. Почему-то я полностью уверен, что Шестакова непременно согласиться. Сопротивление и власть. Вот что заводит таких, как она.
— Ты итак уже направил много лет назад, — вновь обнажая собственные чувства, Лекс превращается в хилого паренька из молодежной тусовки. В тот день мы оба потеряли самое дорогое, что было в нашей жизни. Но на этот раз я без боя сдаваться не готов.
—Значит где-то я просчитался, раз ты до сих пор продолжаешь поиски, — пожимаю плечами и всматриваюсь в серые, как гардеробная моль, глаза. Как же Леха всё-таки жалок в своем самоопределении. Столько лет мечется между деньгами и свободой, но каждый день совершает одну и ту же непростительную ошибку.
— Вообще-то я юрист, — припоминает, взяв себя в руки. Помещая кисти в карман брюк для пущей убедительности.
— Представь себе, я тоже, — медленно упаковываю ручку в футляр до характерного щелчка. Фух. Выдыхаю, спрятав новый крестраж в защитном коробе и поднимаюсь с места.
— Тогда что тебе еще нужно? — Сушинский подходит вплотную.
— А ты разве не хочешь семью, детей? — наклоняю голову, всматриваясь в замученный черты лица. Мы одногодки. Но между нами прошла целая жизнь.— Размеренность в конце концов. Не устал по клубам шастать, да баб снимать?
— А если так проще, Макс? — его нос заметно сжимается, выдыхая с головой не высказанную обиду. Но он сам виноват в том, что не захотел идти дальше.
— Да, я как-то забыл, — забираю с кресла портфель с документами и направляюсь к двери. В этот момент до меня доносится пресловутое:
— Что?
— Ничего, — машу рукой, давая понять, что тема закрыта. Перед выходом оборачиваюсь, — но вторым адвокатом ты будешь. Это не обсуждается. Ты и без малого мне должен.
— Ок, — произносит Сушинский, наворачивая круги на стуле, на котором пару минут назад сидел я. Сейчас моя уверенность в том, что Михаил Геннадьевич был прав, разделяя доли между нами поровну, крепнет, как настойка на яблоках.