— Хорошо, если это то, чем ты готова поделиться с нами сегодня, то ничего страшного, — спокойно говорит ей Джо. — Ты можешь рассказать обо всём потом. — В его голосе звучит такая уверенность, что Милли невольно думает о том, что она и правда когда-нибудь должна это сделать.
Остальная часть терапии проходит спокойно. Калеб много болтает, а Браун слушает его; он кажется ей очень хорошим парнем, и ей очень жаль, что с ним такое произошло. И то, что произошло с Ноа и Гейтеном, тоже очень печально.
Когда групповая терапия заканчивается, трое парней приглашают её посидеть с ними в столовой, и Милли соглашается лишь потому, что Финн, ссылаясь на усталость и желание поспать, не идёт с ними.
***
После того дня всё относительно налаживается. Она подружилась с Калебом, Гейтеном и Ноа, мало-помалу узнавая их всё больше, и вскоре они сблизились до такой степени, что теперь всегда ели вместе (и не забывали Милли напоминать об этом).
Но всё-таки иногда она чувствовала себя нехорошо и как будто снова возвращалась на исходную. Голос у неё в голове говорил ей, что что-то идёт не так и что старые методы уже начинают давать сбои и не работают.
***
В среду, как и всегда, у неё встреча с доктором Хитоном. Когда она идёт к его офису, она чётко понимает, что не достигла поставленных ей на прошедшую неделю задач, отчего она ощущает себя неловко.
В больничном крыле всё пахнет медикаментами, повсюду ходят туда-сюда молчаливые медсёстры в белом, а ещё всё это очень близко к корпусу С, и Милли невольно думает о том, что это место каким-то странным образом похоже на скотобойню.
Как только Браун подходит к двери, она сразу же стучит в неё. Через несколько секунд та распахивается, и перед ней оказывается улыбающийся доктор. Наверняка он очень любит свою работу, ибо как ещё тогда объяснить эту его улыбку, когда он работает в этом злачном месте с подобными ей пациентами?
— Милли, — приветствует он, пропуская её внутрь.
Она присаживается в кресло перед его столом.
— Ну, давай посмотрим, как ты вела себя на этой неделе. — Он достаёт отчёт за прошедшие семь дней. — Нат сказала мне, что ты записалась в группу к Джо.
Редко бывало так, что она сама подбирала тему для разговора в те моменты, когда от неё пытались добиться какой-либо информации. Вообще-то это работа её куратора или её наставника, хотя в этой клинике, похоже, все готовы тебя выслушать. Раньше, когда она ещё была дома с не понимающими её родителями, ей этого не хватало, но сейчас, когда у неё есть возможность выговориться и поделиться с кем-то своими проблемами, ей это не нравится.
— Это… весело, — отвечает она. — Я познакомилась с несколькими парнями.
— Ноа? — с интересом спросил доктор, и Милли удивилась. Откуда он узнал? — Не волнуйся, я не слежу за тобой. Он сам мне вчера много чего о тебе рассказывал, когда приходил ко мне на осмотр.
— Надеюсь, что только хорошее, — настороженно говорит девушка.
— Разве ты его не знаешь? — усмехается Хитон, и Браун мысленно соглашается с ним.
Ноа как поздравительная открытка — яркий, запоминающийся, не говорящий плохого о других и всегда с добрыми пожеланиями и намерениями. Да, лучшего описания для него и не найти.
— Он хороший мальчик.
— Я знаю, — говорит доктор вдруг с печальной улыбкой. — Он мой сводный брат.
И это то, что застает её врасплох. Ноа никогда не рассказывал ей об этом.
— Мой отец является директором этого медицинского учреждения, но в то время он был ещё доктором и вёл его дело. Тогда-то он и познакомился с матерью Ноа. — Хитон пожимает плечами. — Только Ноа не очень понравилась эта ситуация.
— Мне кажется, ему просто было трудно принять то, что его отец умер, а его мать сошлась с кем-то другим. Я бы тоже не смогла справиться с чем-то подобным.
— Ну хватит, — вдруг обрывает её Чарли, возвращаясь к отчёту. А потом вдруг сам снова продолжает: — По какой-то неведомой мне причине я люблю его и очень ценю. Он для меня как родной брат.
Браун не знает, зачем он рассказал ей сейчас что-то настолько личное. Может быть, это как какой-то своеобразный ход, позволяющий ей чувствовать себя не так неуверенно? Ведь после её прибытия сюда все всё о ней знают, а она не знает ничего.
— Это хорошо. — Единственное, что отвечает ему Милли.
— В любом случае, — говорит Хитон, закрывая тему, — давай уже начнём.
Осмотр — это скучно, он ничем не отличается от обычного осмотра в больнице. Доктор измерил ей давление, послушал сердце, проверил уши, глаза и горло, спросил про пищеварение. И только сейчас Милли заметила в зеркале, что выглядит несколько иначе.
Её скулы стали ещё сильнее выделяться, руки стали костлявыми, а рёбра буквально просвечивались сквозь кожу. Это выглядело на самом деле жутко.
— Что ж, пришло время тебя взвесить.
Она кивает и идёт к весам, не задумываясь, стягивает обувь и встаёт на платформу, закрывая одновременно с этим глаза, — она не хочет видеть результат.
Через несколько секунд доктор Хитон разочарованно вздыхает, и Милли ощущает из-за этого жгучий стыд перед ним. Ну и на сколько же она снова похудела?
— Ты потеряла три килограмма, Милли, — говорит он, а его добродушная улыбка исчезает с лица. Он пристально смотрит на неё. — Что-то случилось, из-за чего ты себя неважно чувствовала? — спрашивает Чарли, а она не может ему ответить — язык как будто прилип к нёбу.
Она понимает, что всё это очень печально, потому что это означает, что она не сможет как можно скорее вернуться домой. К счастью, доктор Хитон не настаивает на ответе, лишь молчит, а после садится за документы.
Милли спускается с весов, обувается и снова усаживается перед ним за стол. Она краем глаза замечает, что в её графике состояния нет звезды за эту неделю, и, хотя она думает, что эта система смехотворна, она понимает, что всё равно не оправдывает чужих ожиданий. И поэтому Браун чувствует ещё более дерьмово.
— Боюсь, если ты не сможешь набрать вес за следующую неделю, то мне придётся запретить тебе занятия актёрским искусством.
Милли посмотрела на него в ужасе. Нет! Он не может!
— Я поправлюсь! — немедленно заявила она с полной уверенностью. — Не делайте этого, пожалуйста! Это единственное, что поддерживает меня! — с мольбой в голосе говорит девушка.
Наконец-то Чарли отпускает её с наставлениями вести себя хорошо и лучше питаться. Она уходит, согласно кивая, хотя понимает, что справиться с этим будет куда сложнее, чем ей кажется.
========== Часть 5 ==========
Единственное, что она делает в последующие дни, — это ест злаковые батончики. Круглые сутки. Только закончится один, как она тут же начинает за ним другой. Она заполнила ими все карманы в одежде и грызла их везде, где бы она ни была и что бы она ни делала.
Она чувствовала себя отвратительно из-за того, что её желудок теперь был постоянно переполнен, но, чтобы излечиться, ей нужно есть, а желание вернуться к практическим занятиям по актёрскому искусству подстёгивало её не опускать руки и, стиснув зубы, терпеть. Неважно, сколько ей придётся съесть этих чёртовых злаковых батончиков, она всё равно сделает это.
Чтобы сильно не зацикливаться на этом, она решает сосредоточить своё внимание на ребятах. Семь дней она возилась с ними, как с детьми, — мальчишки любили выполнять свои домашние задания, которые выдавал им Джо на терапии, и придумывать для себя новые развлечения в пределах клиники.
С Гейтеном у неё были глупые розыгрыши вроде тех, когда нужно подбежать к двери, постучать в неё и быстро убежать обратно, уже из-за угла наблюдая за тем, кто именно выйдет на стук и будет потеряно оглядываться по сторонам. Это было так по-детски, но она никогда не делала этого раньше, поэтому ей нравилось.