Его гнев, кажется, ослабевает.
— Я знаю, что ты любишь её. Это слишком очевидно, ясно? Но так не пойдёт — она тебе этого не простит, — руки Джорджа спрятаны в карманы, плечи сгорблены. Он снова бросает на меня этот грёбаный взгляд — взгляд, который говорит, что он волнуется за меня; взгляд, от которого у меня сводит живот.
Тянется долгая минута тяжёлого молчания. Пытаюсь представить себе, каким он меня видит сейчас: взъерошенные после обморока на диване волосы, красные от усталости глаза и снова серая кожа.
— Я не способен на любовь.
Он открывает рот, чтобы возразить, но я поворачиваюсь спиной и исчезаю в собственном водовороте магии, который несёт меня на угол Лютного переулка.
По прибытии я бросаю параноидальный взгляд через плечо. Мои дорогие туфли из драконьей кожи стучат по брусчатке и уводят меня всё глубже в темноту.
Прямо за углом есть аптека с весьма сомнительным владельцем, и, если у него нет того, что я ищу, он точно должен знать, где можно достать. Меня передёргивает от неприятного звука капающей на улицу воды, и клянусь, что слышу плач ребёнка в доме над магазинами. Я хочу сорвать с себя кожу. Это точно отобразило бы моё внутреннее состояние.
Ночь давит, душит, поглощает.
Наконец в поле зрения появляется пыльный тёмно-красный навес, и я резко выдыхаю. Магазин точно такой же, каким я его помню с пятого курса, когда Блейз притащил меня сюда, отчаянно нуждаясь в зелье, о котором он слышал — оно заставляло девушек быть более готовыми… ну, готовыми делать всё, что хочешь, или быть кем угодно. Он чуть не выпрыгивал из своих штанов от восторга, когда вышел с пузырьком из магазина, взволнованно рассказывая мне, что это будет точно его год; он собирался трахнуть Дафну Гринграсс. Уже тогда я понимал, что это отвратительно — накачать девушку наркотиками, чтобы она легла с тобой в постель, но я только подшучивал над ним по поводу того, что ему нужны подобные зелья в то время, как я уже год трахался с Пэнси.
От этого воспоминания у меня скручивает живот.
— Приветствую, — хрипит дряхлый, возможно, уже разлагающийся владелец магазина, выходя из-за тёмного занавеса, покрытого толстым слоем пыли.
— Здравствуйте, да. Мне нужна… помощь, — сглатываю и одёргиваю воротник рубашки, который, кажется, душит меня, хотя на нём уже расстёгнуты две пуговицы.
Его глаза изучают меня слишком пристально, и я чувствую каждый дюйм его взгляда на своей коже — сильная дрожь пробегает по спине, капельки пота выступают на лбу, словно у меня жар, и я лихорадочно вытираю их тыльной стороной ладони.
— За чем пришёл? — его волосатые, покрытые старческими пятнами руки лежат на стойке, и я не могу скрыть отвращения.
— Вега, — выдыхаю я. Он понимает.
— Увы, ничем не могу тебе помочь, мальчик, — разворачивается к проёму в стене. Я тяну руки, чтобы остановить его, и громко хлопаю по разделяющему нас стеклянному прилавку.
— Пожалуйста! Я… — проглатываю остатки загубленной гордости. — Я в отчаянии, — слова слишком тихие, едва слышные, но он оборачивается через плечо.
— Задержка поставки, проблема с поставщиком, — он пожимает плечами, как будто это ерунда. Как будто он только что не уничтожил меня и мою надежду и не отправил нас умирать на этой чёртовой улице.
— Я возьму всё что угодно, — шепчу, и даже меня раздражает слабая жалкая дрожь в моём голосе.
Его голова качается из стороны в сторону, глаза сужаются.
— У меня есть несколько запасных флаконов Небулы. Не такая мощная вещь, но должна помочь тебе.
— Беру, — бросаю я, даже не осознавая, на что согласился, пока флаконы не оказываются на прилавке. Ледяной синий цвет моего старого, но не забытого друга кружится в стекле.
Я бросаю галлеоны на прилавок, и этот звенящий звук раздражающе напоминает о моём провале. Кладу флаконы в карман, и едва успевая выйти за дверь, ныряю в ближайший тёмный угол и подношу первый пузырёк к носу.
Не переборщить. Я всё ещё должен вернуть свою задницу домой, прежде чем полностью погрузиться в забытье. Туман окутывает мой разум, и я чувствую, как моя мигрень и тревожная дрожь ускользают. Я даже не осознавал, как сильно было измотано моё тело, пока не почувствовал, как меня расслабило. Мои глаза мягко закатываются, и я опускаю голову на мокрую каменную стену.
Мне уже хочется добавки, но я ещё в состоянии помнить, что мне нужно вернуться домой. О трансгрессии не может быть и речи, так что мне придётся пройти километр назад пешком. Спотыкаясь, я выхожу из темноты, ноги на мгновение заплетаются друг о друга, но я, к счастью, успеваю выпрямиться, прежде чем расквасить лицо о тротуар. Слабый смешок застревает в горле.
Сначала одна нога, потом другая. Просто переставлять ноги — и я буду дома в мгновение ока. Я иду, то и дело облокачиваясь на стену в попытках балансировать и сохранить вертикальное положение.
Я уверен, что иду уже около часа; мои ноги ослабли от долгой дороги в километр, и я соскальзываю вниз по стене, едва не ударяя глаза о коленные чашечки. Снова поднимаю взгляд к небу — уже не так страшно. Всё ещё темно, но я вижу несколько звёзд, выглядывающих из-за облаков.
— Чёрт, Малфой.
Я прищуриваюсь, и в жёлтом свете уличного фонаря вырисовывается силуэт моего рыжеволосого коллеги.
— Что ты здесь делаешь? — мои слова звучат медленно — я взываю к силам, которые требуются, чтобы заставить мой язык, зубы и губы работать в команде. — Пришёл за кайфом? — моргаю, прогоняя неприятное ощущение в мозгу, и закрываю один глаз, чтобы чётко разглядеть его.
— Это уже второй раз за день, когда я поднимаю твою жалкую задницу с земли, и я клянусь Цирцеей, тебе же будет лучше, если последний… в жизни, — он берёт меня подмышки и поднимает на ноги. Когда я спотыкаюсь, он ловит меня. — Каковы шансы, что тебя расщепит при аппарации?
— Э–э, — мои глаза закрываются, и я наваливаюсь на него всем своим весом. — Довольно… довольно… эм, что?
С его губ слетает целая вереница непристойностей, но я не могу понять их смысла, только чувствую, что он тащит моё частично обмякшее тело по Лютному переулку.
Разум ходит ходуном, но каким-то образом мои ноги продолжают идти, продолжают тащиться вперёд через бесконечную тьму ночи.
Когда слышу щелчок замка на входной двери, я падаю на колени.
От полного изнеможения или облегчения — не знаю, от чего именно, — я просто продолжаю стоять на коленях в пустой победе, которая ужасно похожа на поражение.
Мои ногти впиваются в плюшевый коврик, за который я заплатил чересчур много денег, и я ползу к своему дивану.
— Это, блять, просто смешно, Малфой, — разъярённых слов Джорджа, поднимающего меня на диван, недостаточно, чтобы заставить чувствовать стыд. Я не чувствую ничего.
Бесконечные катакомбы небытия манят меня глубже, выше, ниже. Ничего не болит; всё именно так, как нужно. Эффект не такой хороший, как от Веги, но всё же этого достаточно, и я больше не борюсь с тьмой. Я просто часть её — вплетённый в самые тёмные глубины пустоты, в которой нет никаких чувств.
— Я должен закрыть магазин, — разочарование сквозит в его голосе, но мне плевать.
Я сосредотачиваюсь на том, чтобы придать губам правильную форму и выдохнуть воздух из живота сквозь зубы.
— Грррееейнджерр, — выдавливаю. Это неправильно. Но это всё, что у меня осталось.
Он тяжело вздыхает:
— Я позову её.
Я вздрагиваю, когда скрежещущий звук закрывающейся двери доносится до меня.
Больше не нужно. Больше не нужно. Мне нужно больше.
Я знаю, что это плохая идея, но я слишком хочу. Хочу раствориться в этом дорогом плюше, пока не превращусь в лужу, просачивающуюся сквозь потёртый деревянный пол.
Неуверенными, неуклюжими пальцами я выталкиваю пробку из флакона и вдыхаю.
Всё вокруг погружается во тьму. Последнее, что я слышу, это звук разбивающегося о деревянный пол стекла.
***
Я слышу безумные панические голоса, кто-то бьёт по моим щекам. Слёзы текут по моему лицу, но я в состоянии понять, что они не мои.