— О чём? — я знаю, что слишком немногословен с ним. Это очевидно. Не похоже, что я даю ему много данных для анализа своими поджатыми губами и прищуренным взглядом.
— О том, из-за чего вы так дёргаетесь, — посмеивается он и, наконец, откидываясь назад и наклоняя голову, смотрит на меня.
— Я просто в плохом настроении.
— Вам хочется принять зелье? — серьёзно спрашивает он.
Этот вопрос врезается в меня, как сбившийся с пути бладжер.
— Не знаю. Да? Нет, — я испускаю утрированный стон. — Мне всегда хочется его принять.
— На что это похоже? Желание употребить?
Бью его слона.
— Что? Вам нужен подробный отчёт? — ухмыляюсь я, наблюдая, как он бьёт мою очередную пешку.
— Конечно.
Я издаю ещё один стон.
— Да не знаю. Чувство, что это всё, о чём я могу думать. Как будто я знаю, что оно точно мне поможет, и пытаюсь понять, почему, чёрт возьми, я вообще должен от этого отказываться.
Брови Бреннера сдвигаются, а губы сжимаются в тонкую линию. Он наклоняется к шахматной доске:
— И вы хотите сказать, что сейчас чувствуете то же самое? Как будто вы не можете думать ни о чём другом, кроме того, что наркотики всё исправят?
В его тоне килограмм скепсиса. Как будто я вру. Да зачем мне это?
Но, может быть, он прав. На самом деле, я думаю о том, как дрочил в душе перед тем, как пришёл сюда, и о том, что я, грёбаный извращенец, который постоянно думает о том, как неистово целовала меня Грейнджер… четыре месяца назад.
— Нет, — отвечаю я, стиснув зубы. — У меня просто появились некоторые другие помешательства…
Когда медленная улыбка расползается по лицу Бреннера, мне требуются все силы, чтобы не оставить пару синяков на его ухмыляющейся физиономии.
— О, — смеётся он. — Это… это нормально, Драко.
— Прошу прощения?
Голос Бреннера мягкий и робкий, как будто он говорит с пугливым животным:
— Это нормально. В ваших обстоятельствах.
Я не совсем понимаю, о чём, чёрт возьми, он говорит, и я уверен, что моё лицо полностью отображает моё недоумение:
— О чём это вы говорите?
— В течение последних нескольких месяцев ваш мозг был полностью поглощён вариантами поиска новой дозы. Когда это желание стихло, пробудились физические потребности. Если вы понимаете, о чём я говорю, — я не отвечаю, он продолжает. — Это нормально — иметь сексуальное влечение…
— Чёрт побери! Бреннер!
— Тут нечего стесняться, это естественные человеческие желания. Они просто всплывают на поверхность после того, как дремали…
— Я совершенно точно не хочу говорить об этом, — качаю головой. Мурашки бегут по коже, как в первый раз, когда мой отец вызвал мне учителя для обсуждения сексуальных отношений, или когда мне вручили учебник, полный изображений переплетённых мужчины и женщины.
Его королева движется к моей ладье, охраняющей короля, и мои глаза опасно вспыхивают.
— Драко, секс — это совершенно естественно.
— Ради всего святого. Хватит!
— Это нормально, честное слово. Не думайте, что вам нужно подавлять эти желания. Просто подумайте о них и примите.
Я смотрю, как он двигает свою королеву к моему королю, и закрываю лицо ладонями. Но это не имеет никакого отношения к моему поражению.
***
Карамельный фраппучино настолько волшебный, что я даже позволяю себе причмокивать. Вытаскивая трубочку из пластикового стакана, облизываю конец, наслаждаясь остатками взбитых сливок.
— Привет.
Поднимаю голову и вижу девушку, которая стояла за стойкой.
— Я могу вам помочь? — удивлённо спрашиваю.
Застенчивая бариста с тусклыми светлыми волосами, аккуратно затянутыми в хвост, застенчиво переступает с ноги на ногу.
— Я просто хотела уточнить, как вам напиток.
Странно. Особенно учитывая то, что я уже чуть ли не вылизал кружку.
— Потрясающе, — я слегка хмурю брови и ставлю пустую чашку обратно на стол. Она отодвигает стул напротив меня и садится. Чувствую, как напряглось всё тело.
— Я Дейзи, — говорит она с милой улыбкой. Всё ещё хмурюсь. — Я здесь работаю.
Мои губы тянутся вверх, когда я вижу, как мило она нервничает.
— Я знаю. Я частый гость, если вы ещё не заметили.
— Заметила, — она потупляет взгляд, пока тонкие пальцы рвут на части салфетку, лежавшую между нами. — Ну, я просто хотела представиться, — пожимает плечами.
— О, — откашлявшись, выпрямляя спину. — Драко.
Тишина после моего представления чертовски напрягает.
— В общем, я просто хотела поприветствовать. Официально, — тонкая рука тянется ко мне, и я осторожно беру её, легонько сжав. Мои губы сжимаются в тонкую линию от неловкости момента. Наконец, она встаёт, её стул царапает дешёвый кафель. — Вам стоит попробовать мокко с кокосом, — кивает на мою пустую чашку. — Это моё любимое.
Дейзи уходит, а я хмурюсь ей в спину без всякой причины.
Вскоре Эд взбирается на импровизированную сцену и объявляет первого из сегодняшних исполнителей. Это пара девушек, поющих маленький народный дуэт о возвращении домой.
Неплохо, но этого недостаточно, чтобы удержать моё внимание, и вскоре я утыкаюсь носом в книгу по садоводству. Думаю, надо попробовать африканские фиалки; они кажутся довольно безобидными.
Кашель в микрофон отвлекает меня. Я поворачиваюсь к сцене и вижу крупного парня — того самого, со стихотворением, которое в прошлый раз заставило меня дрожать. Он сжимает в руках блокнот и приветствует публику. Его губы касаются поверхности микрофона. Весьма негигиенично.
Своим низким голосом он отпускает ещё пару шуток про привлечение всеобщего внимания и начинает.
Горе — это страх, а страх — отчаяние,
Непоколебимая вечная троица,
Смута, тревога и лжераскаяние
Пробуждаются. А правда покоится.
Эта тьма — твой злейший враг,
Его не победить в одно мгновение.
Вспомни про надежду и любовь, чудак,
Вот твоё спасение.
Ты только руку протяни, и тройка вся
Останется с тобой на заднем плане.
Прыгай дальше, и если трюк твой удался,
То ты утонешь в счастья океане.
Его слова повисают в воздухе. Под кожей пульсирует острая потребность услышать это ещё раз, и, в целом, запомнить это — выучить.
Парень спрыгивает со сцены под тихие аплодисменты. Когда он проходит мимо моего столика, я зову его.
— Прости, есть минута? — говорю я, не до конца осознавая, что делаю.
Какого хрена я творю?
Его брови поднимаются в недоумении, и он молча смотрит на меня сверху вниз.
— Не хочешь присесть? — указываю на пустой стул напротив меня, и он осматривает его, прежде чем в него упасть.
— Джон, — говорит он, протягивая руку, и я отвечаю тем же, пожимая её.
— Мне нравятся твои работы, — говорю я, неловко кивая. Я действительно не думал о том, что будет дальше, не думал вообще ни о чём.
— Спасибо, приятель, — ухмыляется он. — А ты пишешь?
— Я? — фыркаю, счищая с пустой чашки несуществующие разводы, лишь бы занять руки. — Нет.
— А думал об этом?
Пожимаю плечами.
— Нет.
Его глаза пробегают по моему лицу, и я отворачиваюсь, не в силах выдержать его пристальный взгляд.
— Я случайно начал, — смеётся он, наклоняясь вперёд и потирая лицо руками. — Я всё ещё не считаю себя поэтом или вроде того. Но я чувствовал, как внутри меня что-то зарождается и требует выхода. Раньше я был в ужасном состоянии, — его пальцы барабанят по краю стола. Как и мои. — Слишком много пил, пытаясь справиться с тем дерьмом, которое творилось в детстве.
— А, ты тоже? — я понимающе ухмыляюсь ему.
— Долбанутый на голову отец. У тебя?
Я смеюсь.
— Та же фигня.
— Тебе стоит попробовать, — он говорит так уверенно, будто знает меня.
— Попробовать что?
— Писать.
Я разражаюсь хохотом: