27
Артем Боровин, после разговора с Викторией, решил не отменять свой отпуск, из-за состояния Алены. Он подумал, что она, узнав об этом, не обрадовалась бы. Все его попытки хотя бы краюшкам глаза увидеть Лаврову оканчивались неудачей. Артема попросту не пускали в отделение. Приказ лечащего врача исполнялся неукоснительно: никаких посетителей кроме близких родственников. Даже случайное знакомство с Викторией не помогло мужчине проникнуть в палату. И ему пришлось лететь в отпуск, так и не увидев Алену.
Исключение делалось только для Сергея Бирюкова. Корнилов интуитивно чувствовал, что его присутствие поможет Алене выйти из комы. Видя, как трогательно и заботливо он проводит с ней время, можно было поверить в чудо. А тут и чудес-то никаких не было! Положительная динамика есть, что давало уверенность говорить о ближайшем улучшении состояния Лавровой. Такие оптимистичные прогнозы строились на конкретных показателях приборов и результатов последних обследований. Оставалось только ждать того момента, когда Алена откроет глаза и Сергей наконец увидит ее долгожданную улыбку…
Виктория тихонько подошла к палате Алены. Она уже не первый раз подслушивала, и не испытывала никакого дискомфорта по этому поводу. В маленькую щелочку, (дверь была не закрыта плотно), девушка видела и лежащую на кровати Лаврову и сидящего возле нее Бирюкова. Сергей всегда держал Алену за руку, и тихим, как бы успокаивающим голосом, говорил ей об их совместном будущем. Он приходил почти каждый день, но еще ни разу его слова не повторялись. Они звучали как музыка, тихой мелодией окутывая палату, превращая ее в нечто совершенно иное, чем просто больничные покои. Бирюков умел говорить. Виктория совсем позабыла об осторожности и вся обратилась в слух. Она стояла около палаты Алены и внимала каждому слову Сергея, словно бы эти слова были обращены к ней. Они вызывали в ее душе живой отклик и находили ответ…
Из этого состояния медсестру вывел громкий голос Михаила Юрьевича:
- Виктория, займитесь, наконец, делом! Хватит подслушивать.
- Извините, Михаил Юрьевич… – пролепетала застигнутая врасплох девушка и поспешила скрыться от строгого взгляда врача за дверью первой попавшейся палаты. Ее щеки густо покраснели, она не ожидала появления Корнилова и даже испугалась. Люди в палате, в которую зашла Виктория, с интересом разглядывали ее и улыбались. Девушка заметила их взгляды и, еще больше смутившись, быстро вышла обратно в коридор. Ей повезло, Михаила Юрьевича там не было. Виктория хотела заняться работой, но проходя мимо палаты Лавровой, не удержалась от того, чтобы еще раз не посмотреть на Сергея и Алену. Он по-прежнему держал ее за руку, и что-то говорил, только вот вторую руку положил на живот девушки. Виктории показалось, что теперь Сергей говорил не с Аленой, а с малышом. Это ведь был его сын. И он не мог говорить только с его матерью, как и не мог любить одну Алену…
Михаил Юрьевич, после того как увидел подглядывающую за Лавровой Викторию, заглянул в палату мимоходом. Он и раньше видел Сергея подле Алены, но сегодня было что-то иначе. Корнилову некогда было вглядываться в детали и пытаться понять, что же было не так. Какое-то внутреннее чутье подсказывало ему, что в ближайшее время что-то изменится. Он не хотел думать об Алене. Были и другие больные кроме нее, которые находились в коме, и их состояние могло или улучшиться или ухудшиться. Всё зависело от выносливости организма. Кто знает, какой запас прочности был у него?
Сергей Бирюков вышел из клиники и полной грудью вдохнул осенний еще не холодный свежий воздух. В его душе была уверенность, что Алена обязательно поправится. Эта уверенность не зависела от прогнозов врачей и иных внешних факторов… Сергей просто знал, что его любимая будет жить и родит ему сына. Весь огромный мир во всем его многообразии для Бирюкова сейчас заключался только в Лавровой. И ничто не могло отвлечь его от мыслей о ней. Не так давно он анализировал свою жизнь и пришел к выводу, что все его прежние отношения не имели и тысячной доли того, что Сергей чувствовал сейчас по отношению к Алене. Раньше это было как-то банально и не затрагивало душу. Алена же стала для него откровением, чудом, той единственной, с которой он бы хотел прожить всю жизнь, в радости и в горе, всегда вместе… Осознание этого приносило особое, новое, никогда не испытанное ранее чувство внутренней гармонии. Его трудно было описать словами, да Сергей и не пытался это сделать. Он просто чувствовал его и знал, что всё обязательно будет хорошо, не может быть иначе…