— Ваше Величество, я именно на случай появления подобного чиновника дал разрешение переселенцам прикрываться моим именем. Ни о каком княжестве речь не шла, но в любом случае прошу меня понять и простить. Чиновник, который прибыл в Калифорнию с Аляски, хотел обречь переселенцев на голодную смерть, решив отобрать у них посевной материал. Естественно, ему этого не позволили сделать и прикрылись моим именем. Более того, мои люди предложили помочь деньгами, чтобы он приобрел необходимое ему зерно у испанцев, но он об этом и слышать не захотел настаивая на своём. В итоге у моих людей не оставалось другого варианта кроме как проводить его обратно не совсем тривиальным способом.
Пока государь обдумывал все это, я вспоминал из-за чего весь сыр-бор.
Это наглый дятел, чувствовавший себя пупом земли, действительно берега попутал и вёл себя в Калифорнии так, будто это его вотчина, притом совсем не желал слышать, что ему говорили мои люди. В итоге нарвался на ответку. Его просто вышвырнули оттуда, предварительно хорошенько отпинав, кстати сказать, отписали вместе с охраной, только чудом никого не убив. В общем, этот придурок сам виноват, а учитывая, что он ещё и царю додумался жаловаться, то он и вовсе дебил. Мог бы, прежде чем это делать, хоть немного поинтересоваться с кем собирается бодаться.
Нет, я не считаю себя такой уж значимой фигурой в глазах государя, но ведь этот чиновник хоть что-то должен был слышать о моем отце.
— Мне об этой твоей Калифорнии рассказали совершенно другое. Но с этим мы разберёмся позже, после испытаний оружия. Пока же столицу тебе покидать запрещено, кроме как на полигон, где будут проходить испытания. А то снова что-нибудь учудишь, а нам потом думай, что с этим делать.
Собственно, на этом аудиенция для меня закончилась. Отцу государь велел остаться, а меня выставили из кабинета.
Ждать родителя пришлось минут сорок, благодаря чему у меня появилось время немного подумать о том, что происходит. Только в спокойной обстановке, когда на меня больше не давили, и я смог спокойно все осмыслить, до меня наконец дошло, что я сейчас реально прошёл по краю пропасти. Предполагаю, если бы не поражение от французов при Аустерлице, о котором я когда-то предупреждал отца, а он в свою очередь государя, что, похоже, напугало царя, все для меня сегодня могло закончиться плачевно. Отсюда и интерес к оружию, которое я придумал, и отсутствие ругани за беспредел с финнами, да и все остальное, спущенное на тормозах, понятно. Просто я пока ещё нужен.
Но вот что будет после демонстрации новинок? Вопрос вопросов. Как бы меня не прибили втихаря, чтобы не портил жизнь власть имущим.
По дороге домой мы с отцом не смогли поговорить, собственно, как и в день прибытия.
Я только и успел — из-за того, что попал домой только поздно вечером, — что поздороваться с родными, подарить подарки и чуть отдохнуть. Утром, как я уже сказал, меня позвали к императору. Сейчас же, сидя в карете и глядя на задумавшегося отца, я просто решил его не тревожить. Будет ещё время поговорить и выяснить некоторые непонятные моменты. А пока лучше подготовиться к уже нормальной встрече с родными, а то детишки — сестрёнка и теперь уже два братика (да, родители время не теряли) — меня совершенно не знают, и мне это не нравится. Надо налаживать отношения, а для этого нужны сладости. Поэтому пришлось все же потревожить отца и попросить по дороге заскочить в какое-нибудь место, где можно прикупить что-то интересное для детей.
Надо сказать, что, как ни странно, а, увидев родителей после длительного отсутствия, я поймал себя на мысли, что они совсем не постарели, а мама так и вообще, кажется, ещё больше расцвела. Сильно похудела, стала как тростинка, и от этого кажется, что она только помолодела. Отец же при виде мамы в буквальном смысле этого слова преображается. Глаза горят, плечи распрямляются, даже усы топорщатся с каким-то особенным задором. Мне как-то даже завидно слегка было, когда я смотрел на этих двоих, вот уж действительно нашли друг друга.
Надо ли говорить, что по возвращении домой я сразу же попал под пресс материнской любви, приправленной женским любопытством. Получилось так, что отношения с сестрёнкой и братиками я налаживал как бы между делом, и это было на порядок проще, чем ответить на лавину маминых вопросов. К вечеру я вымотался так, будто отпахал день на самой тяжёлой работе. Отвык я как-то от подобных напрягов, и у меня даже возникали мысли о бегстве от родной матери.
Понятно, что это шутка, но не совсем. Во всяком случае те несколько дней, что я провел дома, пока отец занимался организационными вопросами, отдыхом назвать сложно. Да и мелкие, которые поначалу дичились, когда малость привыкли, с рук не сглазили, ну или со спины — после того как изобразил для самого младшего лошадку. В общем, веселья и материнской любви было даже с перебором.