Сына его — Эдварда Коллина, Андерсен считал своим ближайшим другом, но когда много лет спустя Андерсен предложил ему перейти на «ты», он отказался, хотя был моложе. Андерсен навсегда так и остался для него «гадким утёнком».
В двадцать лет Андерсен учился в гимназии, где учащиеся были моложе его, терпел унижения, насмешки директора, порой, доходя до крайности: он молил Бога сделать из него «поэта, как Фраккенау», или послать смерть.
Над ним часто смеялись... И в старости он просыпался от этого ядовитого смеха... Он преследовал его, жил в нём, напоминал о происхождении.
Директор гимназии говорил ему, что он кончит жизнь в сумасшедшем доме.
Спасением для него было чтение, более других любил в юности Вальтера Скотта, Гофмана, Гейне.
«Прогулка на Амагер» — первая его достойная внимания книга. Многие высмеивали его за отход от привычного, общепринятого правописания.
Андерсен так вспоминал и об этом, и о многих подобных унижениях: «Да, я был слишком мягко, непростительно добродушен, все знали это, пользовались этим, и некоторые обращались со мной почти жестоко. Сдерживавшие меня поводья зависимости натягивали иногда уж чересчур. Все поучали меня...»
Спасали путешествия. Стипендия, накопленные собственные средства, приглашения; он, как наш Гоголь, без путешествий не смог бы прожить. Но всюду одно и то же: он вырастал как художник, а никто не желал этого замечать: «...Мелочная погоня за моими ошибками и недостатками, то же стремление вечно поучать, воспитывать меня, которое я имел слабость сносить иногда от лиц даже совершенно посторонних...» Господи, всемирное поучение пошлости тех, кто ей учиться не желает, не может...
Простите их, Ганс Христиан.
И он всех прощал: и Э. Коллина, который после смерти Андерсена недостойным образом откомментировал его «Сказку моей жизни», и директора гимназии...
С конца 1828-го по 1839 год время принудило его жить только своим пером, на скромные писательские гонорары, жизнь его напоминала финал ада на земле. Он писал либретто, а газеты называли его «палачом чужих произведений».
Спустя несколько месяцев после «Импровизатора» он выпускает первый сборник сказок. Стали говорить, что он после надежд на успех, которые подавал своими романами, «опять впал в ребячество», советовали не тратить время на написание сказок.
О матери он говорить не любил. Он слишком рано лишился отца, а участь матери тяжело отражалась на его состоянии; она присылала ему письма, упрекая, что он забыл о ней, мало заботится, и всегда просила денег, а Андерсен не верил, что её нужда была так велика... Он сам жил без чужой помощи, каково ему было читать обвинения в свой адрес... Мало кто знал, как он бедствовал... Получив от Коллина весть о её смерти, он невольно воскликнул: «Слава Богу! Окончились её мытарства и нужда, которых я не в силах был облегчить!»
Никого на свете, кто бы любил его, не осталось! Он плакал! Слёзы сказочника — лучшие сказки его, но в будущем, в будущем...
На похороны матери он не смог поехать.
Он был прав: «...путешествие — лучшая школа для писателя». Ему выдали королевскую субсидию, все призывали его чувствовать безмерное счастье.
Путешествия, путешествия, путешествия, он принимал приглашения с радостью, в гостях написал много сказок, новые картины природы возбуждали его воображение.
Поэтическое восприятие мира — вот что помогало выжить, оно было врождённым свойством натуры, и Андерсен был абсолютно прав, говоря о том, что поэзия, слава Богу, лучший воздушный корабль. Она переносила его на чашечку цветка и на дно моря, его сердце то переселялось в сапоги, то угадывало, о чём скрипят стулья.
У него была натура перелётной птицы, минует чуть только зима — ив путь.
В 1875 году на даче у Диккенса он познакомился с мисс Бурдет Кутс, она пригласила Андерсена погостить у неё в Лондоне. В её роскошном доме он провёл несколько дней.
Вот факт, как нельзя лучше характеризующий Андерсена. Он любил кровать с высоким изголовьем. Постель оказалась не по его привычке, горничная и лакей смотрели сквозь Андерсена, он постеснялся высказать им просьбу о высоких подушках и пошёл к самой хозяйке. Это её рассмешило, и она сама поправила изголовье его постели.
Он был дружелюбен со слугами, но не терпел их фамильярности.
Всю жизнь его окружали неверие, пошлость, угроза бедности, недружелюбие, зависть, безответные чувства к женщине. Он романтизировал людей, его окружающих. Капля добра виделась ему озером.
Он долго дружил с удивительной девушкой — Генриеттой Вульф, старшей дочерью в семье адмирала Вульфа. По смерти родителей, оставшись совершенно одна, она путешествовала. Андерсен прочёл в газетах о случившемся на корабле пожаре и очень переживал за её судьбу. Волнение, мысли об одном и том же так расстроили его, что однажды Андерсену почудилось на улице, словно дома становятся чудовищными волнами. Он понял, что может помешаться. Такова была нервная система этого небывалого человека.