— Там ведьмы случайно нет? — услышал он голос отца.
— Боюсь, — закричал мальчик, — опусти меня на землю.
— Не бойся, чудак, — улыбка сошла с лица отца.
— А если там и вправду ведьма?
— Мне бы её показали.
— Я боюсь ведьм.
— Я давно замечаю, что ты не можешь оставаться один в темноте. Не бойся темноты.
— Там же ведьмы водятся.
— Нет там никаких ведьм!
— Так все говорят: и мать, и соседки, и мальчишки.
— Живи своим умом. Лучше бедный ум, да свой.
— Жалко, что мамы нет с нами, — вздохнул сын.
— Очень жалко.
— Я так люблю платье, которое она надевает весной, когда идёт вместе с нами.
— Жаль только, что это бывает слишком редко.
— У неё много дел дома. Она любит чистоту. Я тоже люблю чистоту и порядок. Я люблю, когда тело чистое, а голова промыта. Почему многие мальчишки редко моются?
— Не любят, — ответил отец. — Но тело своё нужно содержать в чистоте.
— Я знаю. Если бы сейчас с нами была мамочка! Эти цветы на её платье — как живые. Я один раз даже видел, как на цветок на её платье села пчела, чтобы мёд собрать.
— Сочинитель ты мой! — обнял его отец.
Ребёнок пугливо отстранился:
— Только в дупло меня больше не суй. Я точно знаю, что там ведьма. Когда хмель чистили, рассказывали сказку, что в дупле подземелье, а там собаки на сундуках с деньгами! Вот! — Он даже при свете дня представил темноту подземелья и испугался.
— Они хмельные были, потому и сказки рассказывали.
— Нет, они задумчивые были, — не согласился сын.
— Ну, если хочешь, я в дупло слазаю, денег наберу. — Отец сделал вид, что направляется к дуплистому дереву.
— Нет, — испугался сын, — не отпущу! Не нужно мне денег. Мне ты живой нужен.
Птичий оркестр заглушил его тоненький голос. Его душа переполнена была запахами земли, и даже голос был фиалковый, тоненький... К голосам птиц присоединились неразличимые для уха, но так хорошо слышимые сердцем мелодии деревьев. Ведь каждое дерево имеет свою мелодию от рождения. И когда хорошо ему, оно неслышимо поёт о своей жизни, о тайнах леса, о том, чего люди не знают про самих себя.
Ганс Христиан увидел огромное дерево и вспомнил, что старухи много рассказывали о великанах, которые водятся в далёких землях.
— А правда, что у них в носу может поместиться целое дерево?
— Не только дерево, но там даже птицы летают.
Сын помолчал, а потом выпалил:
— Вот здорово. Я обязательно до тех краёв доберусь и погляжу на них хоть одним глазком...
— А меня возьмёшь с собой? — ревниво спросил отец.
— Ладно, возьму. Только ты меня не ругай, если я выйду с ним на бой, как Хольгерд Датчанин.
— Не буду я тебя ругать, смело выходи на бой с великаном. Главное — посмотреть земли, где никто не бывал. Увидеть далёкие страны. Учись. Скопи денег и поезжай. Нет ничего интересней, чем узнавать новых людей, их обычаи, историю.
— Господи! — воскликнул вдохновлённый сын. — Дай мне счастье увидеть страну, где великаны!
Когда он отвёл глаза от неба, то увидел, что отец удивлённо смотрит на него, будто впервые видит.
— И ты помолись за меня, — попросил маленький Ганс.
— Я и так всей душой желаю тебе далёких путешествий!
— Но надо и Бога попросить об этом. Каждый человек такой маленький, если он чего-то захочет, а Бог этого не захочет, то ничего не будет. Прошу тебя! Помолись.
И отец присоединился к вдохновенной просьбе сына:
— Господи всемогущий! Пусть мой сын увидит все страны, которые пожелает. Я мечтал об этом, но, видно, недостоин! Ради сына прошу тебя. Господи, пусть путешествует сколько хочет.
Ещё никогда Ганс Христиан не видел своего отца таким высоким. Даже кузнечики вокруг затихли. Даже цветы перестали пахнуть. Даже птицы не летали. Ничто не отвлекало внимания Андерсенов от молитвы. И в этой абсолютной тишине была молитва леса за Ганса Христиана, молитва птиц за Ганса Христиана, молитва всех растений. Она тихо вознеслась к небу, и Бог не возвратил её на землю...
МАЛЕНЬКИЕ ЗЕЛЁНЫЕ РАДОСТИ
Хотя Мария Андерсен и не имела времени ходить в лес, она с радостью украшала комнатушку зелёными ветвями. Как радовалась комнатка подаркам леса! Она становилась шире и выше от свежего дыхания ветвей и цветов. Комнатка расцветала в майский день, точно она и впрямь была младшей сестрой леса. Она зеленела от радости. И даже однажды: