Старый помещик умолк. Страшным было его пророчество. Никто из крестьян не проронил ни слова.
— Ну, Григорий, помаленьку трогай. Прощавайте, крестьяне. Прощавай, земля родная.
Лавиной хлынули жители села в дом помещичий, во флигели, в амбары, сараи. Хватали, хватали, хватали всё, что осталось, что попадалось под руку, вырывали друг у друга, рвали, ломали, били в лицо, кусали за руки, тяжело дышали, хрипели и визжали…
При грабеже помещичьего белья, одежды, Петьке достались большие зелёные штаны, такие большие, что он утонул в них.
Вечером, перед сном, Алексей спросил Галю: — ты чего к помещикам ходила?
— Прощалась с ними.
— Прощалась? — удивился Алексей. — Они тебе родня? Они твои враги! Они эксплуататоры!
— Они, Лёша, такие же люди, как и мы. Они рождаются и умирают, болеют и страдают. У них свои заботы. Я жила среди них и знаю, что это за народ такой. Мы в их глазах простой люд, а они в глазах таких как ты — эксплуататоры.
— Я бы их вот этой одной рукой всех передушил!
— «Люди холопского звания сущие псы иногда…», — вырвалось из уст Гали.
— Что ты сказала? Что ты ска-за-ла..? Я пёс? Пёс?
— Но ты и не холоп! Ты вольный человек. Сегодня ты здесь, завтра — там, послезавтра — в ином месте. Какой же холоп?
— А ты, ты не холопка? Ты служанка, работница у панов!
— Что с того? Сегодня работница, завтра свободная. Не всё ли равно, где, у кого и как кусок хлеба зарабатывать?
Алексей вышел из хаты и долго не возвращался. Галя, устав ждать его, легла в постель одна.
Небольшой уездный центр на берегу полноводной спокойной и величавой реки, отдалённый от крупных городов, жил патриархальной тихой и сытой жизнью. Всего было вдоволь.
Никаких предпосылок для появления большевиков в городе не было. Но они, непрошенные, появились. Навязали горожанам свой режим и пролили реки крови безвинных жертв. Они грабили и расстреливали дворян, местное купечество и раскулачивали богатых, зажиточных крестьян.
Однако недолго большевики удержались в городе. Наступали австро-германские войска. Город оказался под угрозой окружения, и большевики спешно отступили. С их уходом возобновили свою деятельность ранее действовавшие учреждения. В уезде начались грабежи и репрессии.
Интервенты, оккупировавшие уезд, навели свой, немецкий, порядок. Возвратили помещикам конфискованные земли, арестовали активных борцов за установление советской власти, которые не успели уйти с большевиками. В городе, в сёлах, слободах и хуторах стало тихо и безопасно. В степи, на дорогах ни стрельбы, ни грабежей, ни конокрадства.
И всё же жителям уезда чего-то не хватало. Крестьяне откликнулись на призыв большевиков начать борьбу с оккупантами. Возникло партизанское движение. Изо дня в день оно росло, крепло и дезорганизовывало тылы интервентов. В городе развернулась вооружённая борьба против захватчиков.
Оккупанты отступили. С их уходом на окраинах города с наступлением темноты, прозвучали первые выстрелы. Потом стрелять стали чаще и в дневное время, и в самом городе. Для наведения порядка в городе и на его окраинах офицеры и юнкера создали офицерский отряд.
В то время ни одна из властей долго не держалась. В город вернулись красные, и вновь пролилась кровь захваченных ими контрреволюционеров.
Белоказаки выгнали красных и в ответ на красный террор устроили свой террор: расстреливали коммунистов и им сочувствующих.
Рос бандитизм, разрастался и поражал одну волость за другой. Десятки банд действовали в уезде. На некоторые сёла в течение суток совершалось по несколько налётов.
Алексей Данилкин, возвращаясь с луга домой, на котором он косил сочную траву на зиму своим бурёнкам, встретил Якова Осыку.
— Здорово, Яша!
— Здорово!
— Сможешь ты обойти ребят и попросить прийти их сегодня под вечер в лес?