Едва отряд ступил на берег, как из леса послышались выстрелы.
— Ложись! — крикнул Алексей, и в этот миг кто-то выстрелил ему в спину.
Алексей выпрямился во весь рост и, поворачиваясь, упал навзничь, широко расставив руки. В правой руке он сжимал маузер, которым ещё не успел сегодня сделать ни одного выстрела…
Алексея похоронили на краю городского кладбища в братской могиле. Кто стрелял в спину Алексея, чекисты не расследовали.
К вечеру сумрачного дня на широкую улицу села ступила конница Красной армии и, выйдя за околицу, шла далее, не останавливаясь. Коннице не было конца и края. Любопытные селяне вышли поглазеть на невиданное доселе диво. Мальчишки бегали туда и сюда, заглядываясь на коней и на лихих всадников, шапки которых с красными ленточками, были заломлены на затылок. Грудь некоторых украшала крест-накрест пулемётная лента.
К плетню, отделявшему усадьбу от улицы, подошёл из глубины своего двора и Тихон Харитонович посмотреть, что там происходит.
В этот момент от колонны отделились три тонконогих буланой масти коня, по-видимому, реквизированные у конного завода или у зажиточного хозяина, с всадниками, одетыми в одинаковые чёрные куртки; на правом боку каждого висела деревянная кобура с маузером. Поравнявшись с Тихоном Харитоновичем, всадники спешились.
— Вам чего? — спросил Тихон Харитонович?
— Нам сказали, здесь живут Данилкины.
— Ну, живут. А вам зачем?
— Алексей Данилкин здесь жил?
— Здесь. А вам зачем?
— Кто он вам?
— Сын он нам — насторожился Тихон Харитонович.
— Крепись отец. Ваш сын пал смертью героя.
— То есть, как это пал? Как это пал? Убит?
— Ваш сын геройски погиб в открытом бою с вооружённой бандой.
Руки Тихона Харитоновича затряслись, он обхватил ими свою голову, вцепился в волосы, будто собрался рвать их, хрипло повторяя: — Подлюки! Подлюки! Говорил атаман, не ходи к большевикам, иди ко мне, жив сейчас бы был!
Всадники, сочтя, что их миссия выполнена, вскочили на коней и присоединились к колонне.
Тихон Харитонович никогда ещё не шёл так долго, как в этот раз, короткое расстояние от плетня до входной двери дома. Ноги его не слушались. Порог казался непреодолимым препятствием.
— Мать! Галя! Алексей погиб! — выдавил из себя горькую весть Тихон Харитонович.
— Как погиб!? — воскликнули разом женщины. — Как погиб!?
Евдокия Семёновна со стоном повалилась на лавку, из рук её выпало веретено и покатилось по полу, к нему тут же подбежал резвый котёнок.
Галя, стряпавшая на кухонном столе, опустилась на табуретку, недоверчиво глядя на свёкра — может он пошутил? Только шутка уж больно жестокая. На него это не похоже.
— Как погиб? Где? Когда? — Губы Гали побелели, руки затряслись.
— Три дня тому.
— Кто сказал? Может ошибка какая?
— Комиссары сказали. — С этими словами Тихон Харитонович вышел из дома и до самого утра не появился.
Галя сняла с головы косынку, уткнулась в неё лицом, плечи её затряслись: — Лёша, Лёша, говорила я тебе. Просила я тебя. Не послушался меня. Что жизнь моя теперь без тебя? На кого меня оставил? На кого сына оставил?
В этот вечер в доме Данилкиных огней не зажигали. Галя кое-как покормила сына и уложила спать, сама не заснула всю ночь.
Вся жизнь вспомнилась Гале: и как она была беззаботной девчонкой в родительском доме, и как работала у помещиков, и как заневестилась, и как на зеркалах гадала на суженого, и как впервые, на Красную горку, увидела Алексея, и как он подошёл к ней, и как они пели и плясали в одном хороводе, и как, взявшись за руки, прыгали через костёр, и как он сказал ей, что пришлёт сватов.
Всю ночь на коленях перед иконами простояла Евдокия Семёновна. Под утро обессиленная легла на лавку и заснула.
Галя с опухшим лицом и выплаканными глазами ни к чему не прикасалась. Прежняя жизнь для неё кончилась.
Когда уже совсем рассвело, в комнату вошёл неумытый и нечёсаный Тихон Харитонович.
— Галя, налей мне стакан самогона и дай что-нибудь поесть.
Тихон Харитонович никогда ранее не пил самогон стаканами, в этот же раз пил жадно, крупными глотками. Тарелку с борщом отодвинул. Есть передумал. Протянул по столу вчера ещё сильные свои руки и уронил на них свою голову.
Петька
Овдовевшая Галя, несмотря на просьбу Тихона Харитоновича остаться у них, вернулась к отцу с матерью и нанялась на работу к мельнику соседнего села.
Теперь Петька находился под присмотром деда Евдокима. Пас овец, ягнят, гусей, гонял всю живность на пастбище, на водопой. В огороде копал и сажал, полол и поливал. И при всём при том — бедствовали.