Степа и Спирька сидели перед подтопком, не зная, что делать. Володя вернулся в избу, безмерно довольный своей шуткой, но, увидев лежащую на полу бабушку, мгновенно притих, подбежал к Степе и шепнул:
— Смотри, помалкивай!..
Очнувшись, бабушка Олена с трудом села и стала медленно подниматься. А поднявшись, опустилась перед иконами на колени и принялась истово молиться, причитая:
— Инишкай-бог, Кристи-батюшка, Ангел-тетюшка, божематерь — матушка, чем я согрешила перед вами? Зачем вы послали под мои окна из триисподни шайтана?! Какое несчастье предсказать?..
Со двора пришли Проня с Настасьей. Проня с удивлением смотрел на истово молящуюся мать. Бабушка Олена, кончив молиться, с трудом встала на ноги.
— Вай, Проня-сыночек, если бы ты знал, кто приходил под окна! — заговорила она.— Голова несусветно большая, глаза красные, изо рта пышет пламя...
Проня промолчал.
— Это, наверно, ведун приходил? — предположила Настасья. Она разделась и сказала в раздумье: — Хотя зачем ведуну приходить под наши окна, ведь у нас нет младенцев?
Бабушка Олена ходила по избе и все повторяла:
— Вай, Суси-Кристи! Вай, Суси-Кристи!
О происшествии рассказали и деду Ивану, когда он пришел от соседей.
— Может, почудилось тебе, — недоверчиво сказал он. — Ведуны и шайтаны по вечерам не ходят, появляются ближе к полуночи.
Бабушка Олена вспылила.
— Глаза мои еще не ослепли, видят не что чудится, а что на самом деле!
На ночь она перекрестила все окна, двери, чело печи и даже лаз в подпол. Ребятишки сгрудились на полатях. Володя то и дело шептал Степе и Спирьке, чтобы они помалкивали, хотя Спирька так и не понял, о чем тот беспокоится, и вскоре уснул, свернувшись калачиком. Заснули и Володя с Ваней.
Не спал лишь Степа. Он думал о том, как испугалась бабушка, и досадовал, зачем он показал эту забаву с прутиком Володьке. Правда, Степе и в ум не могло прийти, что все так плохо обернется. Но от этого никому не легче.
Наутро Степа узнал об исключении из школы двух второгодников. Весть эту принес в класс сын церковного старосты. Потом школьники были свидетелями, как учитель этим двум переросткам велел идти домой и больше не приходить. Степу оставили в школе. Как стало известно позднее, за него заступился Алексей Иванович.
В этот день Степа долго не возвращался домой; учитель пригласил его в гости. Он так и сказал жене: «Привел к тебе, Ниночка, гостя». Жену учителя Степа видел раньше только издали. Их трехлетняя дочка показалась Степе красиво наряженной куклой. Степа стоял у двери, не смея ступить на невероятно чистый пол в квартире учителя.
— Проходи к столу, не стесняйся, — сказал Алексей Иванович, — снимай-ка шубу, у нас тепло...
Держа шапку в руках, Степа снял свою шубейку и переминался с ноги на ногу. Из затруднения его вывела жена учителя. Она взяла у него одежду и шапку и повесила возле двери на гвоздь.
Учитель выпил стакан чаю и поспешил на урок к второклассникам. Чаем со сладкими белыми лепешками угостили и Степу. Такого чая он никогда не пил раньше. Дома мать иногда заваривала чай из душицы, мяты или из стеблей малины. Но это было что-то иное, необыкновенно душистое и вкусное.
Убрав со стола посуду, жена учителя взяла с полки толстую книгу и протянула Степе. Кроме псалтыря, Степа других книг не видел и об их существовании не знал. А в этой было нарисовано столько всяких зверей, каких Степа и во сне не видел. Волка он узнал сразу. Узнал и двухспинную киргизскую лошадь, только она оказалась совсем не такой, как о ней рассказывал дядя Охрем. Голова у нее будто овечья, шея длинная, ноги — коровьи, на спине два горба. Жена учителя долго смеялась над тем, почему он назвал верблюда двухспинной лошадью. Она прочла ему названия зверей — льва, тигра, медведя... Всех Степа не запомнил. Когда книгу просмотрели, она положила перед ним лист бумаги, дала карандаш и сказала, чтобы он нарисовал зверя, какого захочет. Степа нашел в книге верблюда и принялся рисовать его. Хорошо бы показать его дяде Охрему, чтобы тот знал, каков верблюд на самом деле.
Степа с увлечением рисовал, не замечая, как идет время. Нарисует, покажет жене учителя. Та где-нибудь поправит или велит нарисовать снова. Она почти не умела говорить по-эрзянски. Степа знал по-русски с десяток слов. Все же они понимали друг друга.
В сумерки, кончив заниматься со второй группой, пришел учитель.
— Как тут у вас идут дела? — спросил он и принялся рассматривать Степины рисунки.
— Как видишь, неплохо, — улыбнулась ему жена.
Степа молчал.
— Правда, неплохо, — похвалил учитель. — Первый урок у вас прошел даже замечательно.