Под окном раздался скрип саней, послышались голоса. Марья прильнула к окну. Через оттаявший глазок Марья увидела, как мужчины взяли из саней что-то накрытое чепаном и понесли в избу. Она повернулась к двери.
Дмитрий с Охремом внесли и положили на коник свою ношу.
Когда сняли чепан, Марья в испуге всплеснула руками.
— Вай, Митрий... дед Охон! — и смолкла, все еще не веря своим глазам.
К вечеру Дмитрий с Охремом сделали гроб. Посмотреть на покойника никто ни от Кудажей, ни от Назаровых не пришел.
Охрем нашел в кармане зипуна покойного трубку и кисет с табаком.
— Куда их теперь? — спросил он недоумевая. — Может, себе на память оставить?
— Положи к нему в гроб, — сказал Дмитрий. — На том свете захочет покурить.
Охрем сунул их покойнику под изголовье.
— Чай, найдет, — сказал он.
Марья зажгла перед иконами свечу и принялась оплакивать покойника. Другой плакальщицы у него не будет, а без оплакивания людей не хоронят.
На следующий день Дмитрий запряг пораньше лошадь, гроб поставили на сани и повезли в Алтышево хоронить. Этой же подводой поехал и Степа. Его святочные каникулы кончились, надо было снова приниматься за ученье. Пока доехали до Алтышева, он так замерз, что вместо того, чтобы отправиться в школу, залез на печь погреться. Дмитрий со стариком Иваном повезли покойника в церковь отпевать. Поп спросил, кто умерший и откуда. Дмитрий рассказал, как было. Поп покачал плешивой головой и произнес:
— Замерзших так не хоронят, надо заявить в Алатырскую полицию. Вы его, может быть, и убили. Почем я знаю...
Дмитрий только сейчас понял, в какую историю он попал.
— Ну и заботу же ты взвалил на себя! — покачал головой старик Иван, когда они отъехали от церкви.
У Самаркиных уже собрались мужики, чтобы помочь выкопать могилу, но, услыхав о полиции, быстро разошлись.
Проня сказал:
— Надо было бы тебе, Дмитрий, похоронить его на том месте, где он замерз и никому об этом не говорить.
— Так ведь не собака же он, а человек, — возразил Дмитрий шурину.
Он погрелся у Самаркиных и тронулся домой. А к вечеру поехал в Алатырь. Заехал к сыну Иважу, рассказал о смерти деда Охона и о своей беде.
Горестная весть удручила Иважа и Веру. Иваж сосредоточенно молчал. Вера заговорила:
— Я сразу сказала Иважу, как только он ушел, что старик не к добру отправился пешком в такую даль и в такой мороз. Пойду, говорит, навещу родное село, мимоходом загляну и к Дмитрию с Марьей... Так и сказал.
— Переночевал у нас, — подтвердил Дмитрий.— Утром ушел. Не отпускали... не послушался.
В полицейское уездное управление Дмитрий с Иважем отправились вдвоем. Иваж лучше отца научился говорить по-русски, он и рассказал там, что и как.
— Замерзший-то где? — спросил их полицейский чин.
— Там, дома, — ответил Дмитрий.
— Что же, по-твоему, на ночь глядя в такой мороз я должен ехать к тебе домой? Вези сюда!
Дмитрий с Иважем вышли из полицейского управления.
— Придется привезти завтра, сегодня туда и обратно не успею, — сказал Дмитрий, когда они зашагали по улице.
— Знамо, завтра, — согласился Иваж.
Он выглядел настоящим горожанином. В добротном полушубке, валенках и в мерлушковой шапке. У него уже появилась коротенькая светлая бородка, кудрявая, как и у отца в молодости.
Домой Дмитрий вернулся поздно вечером. Марья с Фимой помогли ему отпрячь лошадь, и все трое вошли в избу.
— Целый день, Митрий, носишься по морозу, не евши, — попеняла Марья, собирая ему ужинать.
Дмитрий махнул рукой и ничего не сказал. Ел он неохотно и мало. Его беспокоил завтрашний день.
Заметив, что муж расстроен, Марья смолкла. Не спросила даже про Иважа с Верой.
Наутро, чуть свет, Дмитрий запряг лошадь и, положив в сани гроб, собрался в путь.
— Может, и мне с тобой поехать? — предложила Марья.
— Что будешь мерзнуть без толку, управлюсь сам, — сказал Дмитрий и тронул лошадь.
В Алатыре он подъехал прямо к полицейскому управлению. Привязал лошадь к коновязи и пошел доложиться.
В полицейском управлении Дмитрий прождал до вечерних сумерек. Гроб он поставил, как ему велели, во дворе под навесом. Лошадь Дмитрий оставил во дворе у Иважа. Когда на следующий день Дмитрий попытался спросить, долго ли его собираются здесь держать, на него набросились с руганью и вытолкали на улицу. Лошадь здесь кормить было нечем, сена Дмитрий в запас не взял. Пришлось лошадь отправить с Верой домой, а самому остаться на третий день. В первые дни он околачивался перед полицейским управлением, потом это ему надоело. Он оставался у сына и помогал ему столярничать. Иваж для какого-то богатого хозяина чинил старые столы и стулья и делал новые. Жили они с Верой все в той же квартире, у одинокой старой женщины. Хозяйка дома все эти дни, пока жил у них Дмитрий, жгла перед образами свечи и молилась о грешной душе усопшего Охона. Между молитвами она повторяла, что жил человек на свете в сутолоке и нужде, а умер — не дают и телу его успокоиться. Зашел к Иважу сосед, он очень удивился, увидев, что Дмитрий еще не уехал.