И раньше бывали тяжелые годы, но все же вместе с лошадью удавалось сохранить и корову. На этот раз не сумели.
Рождество этого года в избу Нефедовых пришло без вкусных пирогов. Из чего их печь, если нет ни молока, ни масла, а муки осталось совсем немного. Из чистой муки Марья ничего не печет, она ее добавляет в картофель, мякину, лебеду. Она все же умудрилась накануне праздников испечь капустные пироги и картофельные ватрушки на конопляном масле. Иваж и Фима ели их, даже похваливая. Степа не ел, просил молока. Он с утра ходил к Назаровым и там видел, как близнецы ели молочную тюрю. Ему тоже захотелось молочной тюри.
— Откуда я тебе возьму молока? — отмахивалась от него Марья. — Наше молоко ушло за Суру.
— Он же просит не молоко, а тюрю,— с улыбкой сказал Дмитрий и спросил сына: — Правда, Степа, ведь ты хочешь тюрю?
Степе показалось, что это одно и то же: молоко или тюря. Поэтому он ответил:
— Тюлю.
Не могла не улыбнуться и Марья.
— Из-за этого нечего печалиться, сейчас я вам сделаю тюрю.
Она накрошила в чашку хлебного мякиша, нарезала головку лука, полила их ложкой конопляного масла, посолила и залила водой. Тюрю сначала попробовал Дмитрий, похвалил и сделал вид, что ест с большим удовольствием. От него не отстал и Степа. Они опорожнили с отцом всю чашку и остались очень довольны. Иваж с Фимой покатывались от смеха. Марья улыбалась втихомолку. Хоть пироги испечены на конопляном масле, они все же пироги. А Степа им предпочел тюрю на воде.
Вечером Иваж и Фима долго не ложились, ожидали, когда придут к ним парни и девушки колядовать. На них глядя не ложился и Степа. Марья беспокоилась, что нечего будет подать тем, кто придет колядовать.
Дмитрий ее успокаивал:
— Подашь, что есть, стоит из-за этого расстраиваться.
— На воде замешанные пироги и есть никто не станет, собакам бросят, — говорила Марья.
— Не бросят. Такие пироги в этом году не только у нас.
С улицы время от времени доносились голоса парней и девушек. Наконец шум послышался где-то совсем рядом, и вскоре уже под окнами пели, смеялись, кричали. Слышно было, как шумящие всей гурьбой вошли во двор, затем с топотом и грохотом ввалились в сени. Иваж с Фимой бросились к ним навстречу.
— Не открывайте дверь, а то избу совсем выстудим! — крикнула им Марья. — Они долго будут петь. Откроем потом, когда надо будет подать им пирог.
Степа, как только шум и топот раздался в сенях, сразу же бросился на печь. Вытянул оттуда голову и стал внимательно прислушиваться, ожидая, что будет дальше.
— Не бойся, сыночек, они не войдут в избу, в сенях будут петь, — сказала Марья, чтобы успокоить его.
Из сеней послышалась колядная песня.
Коляда, коляда! Сегодня день коляды,
Коляда, коляда! Завтра день рождества.
Коляда, коляда! В сенях кузовок.
Коляда, коляда! В кузовке голубок.
Коляда, коляда! На нем синее одеяние,
Коляда, коляда! На голове зеленая шапка.
Коляда, коляда! В сторону села проворкует —
Коляда, коляда! Чувствует рождение мальчиков,
Коляда, коляда! В сторону поля проворкует —
Коляда, коляда! Чувствует урожай хлебов.
Коляда, коляда! Подай-ка, бабушка, пирожок,
Коляда, коляда! Из пойменного зерна, из новой муки,
Коляда, коляда! Маслом облитый был бы,
Коляда, коляда! С него масло текло бы...
Марья взяла с лавки в предпечье капустный пирог и ватрушку, вынесла их в сени поющим. Вся толпа с визгом и со смехом выбежала на улицу.
— Вай, как красиво они поют! — с восхищением воскликнула Фима. — Когда же я, мама, стану вот так же ходить и распевать колядки?
— Подрастешь и ты станешь ходить. Иважу осталось ждать недолго, — сказала Марья и ласково посмотрела на сына.
Наутро она с Дмитрием отправилась в Тургеневскую церковь к обедне. Целый год не ходили в церковь. Дмитрий и сейчас не хотел идти, да Марья уговорила. В церкви сначала они встали у самого входа. Люди то и дело выходили и входили, в двери дул холодный ветер.
Обедня шла долго, от длительного стояния на ногах, от обязательных коленопреклонений у Дмитрия разболелась нога. Он, переминаясь с нетерпением, ожидал, когда она закончится. Во время службы Марья тронула его за плечо и шепнула:
— Послушай-ка, о чем молит Никита-квасник.
Дмитрий присмотрелся к стоящим впереди и увидел Никиту-квасника. Рядом с ним были его жена, трое сыновей, трое снох и две дочери. Всякий раз Никита, когда опускался на колени, поднимал свой взор на большую икону в середине иконостаса, на которой был изображен седой старик с красным лицом и лысиной, и с мольбой шептал: