— С ума сошел, куда лезешь, в половодье?! — крикнула ему Фима.
— Мать же полезла! — отступал Степа.
Марья добралась до двора и скрылась внутри. Догоравший закат красными отблесками отражался в разлившейся по пойме воде. Двор Нефедовых был весь затоплен, так как основная стремнина проходила через него. Вот развалился и второй навес, боковые плетни качались, словно их трясла невидимая сила. Марья находилась где-то там, внутри этого полуразвалившегося, сотрясаемого водой строения. Корова уже не ревела, перестала ржать и лошадь. Теперь слышался лишь неистовый визг поросенка и крики соседей Назаровых.
Фима, напуганная страшным зрелищем, закричала-запричитала:
— Вай, мамынька, родненькая, не утони!
— Не утонет, не утонет, — успокаивала ее Васена.
Марья все не показывалась.
Степа снова попытался кинуться в воду. Но Васена с Фимой успели схватить его и на этот раз.
— Не оставляй меня одну, братец! — причитала Фима вцепившись в него.
Но вот Назаровы зашумели еще сильнее. Муж Пракси и близнецы подошли к самой воде. Мужчина кому-то протянул длинную жердь. Отсюда, с крылечка Нефедовых, не видно, что происходит по ту сторону двора. Спустя некоторое время из-за полусвалившегося плетня показались сначала лошадь, затем — корова. Корова шла, высоко задрав голову. Вода ей доходила до самого брюха. Наконец из-за плетня показалась и Марья. Она была растрепана, мокрая с ног до головы. Платок где-то потеряла, темные волосы рассыпались по плечам и закрыли лицо. Увидев ее, дети радостно воскликнули. Мать не утонула, мать жива!
О том, чтобы Марье переправиться на эту сторону, к себе в избу, нечего было и думать. Вода все прибывала, унося с собой со двора Нефедовых плетни, загородки, двери. Навесы рухнули, стропила и солома ушли по течению, оставшийся во дворе поросенок, вероятно, захлебнулся и утонул. У Марьи уже не было сил возвращаться во двор. Она вся посинела, дрожала от холода. Пракся Назарова подхватила ее под руку и быстро увела с собой. Близнецы погнали лошадь и корову к себе во двор.
Степа лишь сейчас почувствовал, что он продрог и ушел в избу. Но в избе не мог усидеть долго, оделся и опять вышел смотреть на половодье. Волкодав от него не отставал. Он бегал у края воды и ошалело лаял.
Наступил тревожный вечер. Изба Нефедовых оказалась на островке, вокруг нее бушевала вода. Степа смутно различал в темноте, за Бездной, старые дубы и липы. Они казались ему столетними старцами, угрюмо смотрящими на разбушевавшуюся реку. Громадные деревья стояли невозмутимо спокойные, словно не тревожила их вода. Что им, великанам, эта река с ее ледяными торосами, за то время, что стоят они здесь, видели не одно половодье. Пошумит оно, это половодье, и схлынет, речка снова войдет в берега, потечет лениво и медленно. А они будут все так же стоять, величавые и угрюмые, не подвластные ее капризам. Степа вспомнил мать, когда она вышла из воды в прилипшей к телу мокрой рубашке и с распущенными волосами. И он подумал, что она такая же сильная и смелая, как эти деревья.
Мальчик стоял у Бездны и с непонятным чувством страха смотрел на мощный поток, вслушиваясь в его шум, на темный притихший лес. До этого он никогда не видел такого половодья. В Баевском Перьгалее столько воды не бывало. Он помнит, как они с дружком Микаем ходили смотреть в Савкин огород, когда поднималась вода. Тогда им и перьгалейская вода казалась большой. «Увидел бы Микай вот эту, непременно бы испугался. Он очень пугливый», — подумал Степа и улыбнулся — ведь и он-то немного боится.
На крылечко вышла Фима. Темнота и шум воды испугали ее, и она запричитала:
— Вай, мамыньки-родимые, как боязно. Степа, братец, где ты?!
Степа, превозмогая собственный страх, сказал рассудительно, как отец:
— Ну чего ты заохала, вода она и есть вода. Снегу за зиму навалило много, потому и вода...
— А как унесет нашу избу, что станем делать?
— Избу не унесет, она стоит на пригорке, сюда вода не дойдет.
Фима обняла брата и прижала его к себе.
— Мы с тобой будем держаться друг за друга, тогда нас вода не унесет, — сказала она.
— Знамо, не унесет, — согласился Степа. — Мать вон даже одну не могла унести, а мы двое...
Они стояли на крыльце, прижавшись друг к другу, всматриваясь в надвигающийся мрак и прислушиваясь к шуму бурлящей воды. Спать легли поздно. Степе всю ночь снилось половодье, снилась мать, как она бросилась и как вышла, растрепанная, из воды, снился алый закат над разлившейся поймой, снились за Бездной столетние дубы и липы, которые непонятным образом были то корявыми деревьями, то седыми старцами...