В первое мгновение Муниф растерялся. Но все-таки сообразил, что перекупили его в качестве пленника. Игиловец, сидящий рядом с ним, приобрел его, Мунифа аш-Шарафа, у других игиловцев.
Услышав про гутру и способ ее ношения, он догадался, почему сам пришел к выводу, что перед ним человек из Ирака. По той же примете: повязывать платок тюрбаном или надевать гутру под уккал — привычка слишком въедливая, сформированная с юности.
— Перекупил? Я знаю, что иракские офицеры, бывшие, такие, как ты, пошли в ИГИЛ, но чтобы один игиловец перекупал у других пленника… Это что-то новенькое.
Собеседник хлопнул в ладоши пару раз и кашлянул смущенно.
— Однако ты ушлый парень. Насчет иракца почти угадал. Но, — игиловец поднял палец (Муниф уже пообвыкся в темное, чувства обострились от ярого адреналина. Он, кажется, смог бы и читать в таком состоянии), — тебе сейчас стоит откинуть все твои домыслы и «открыть разум», как любят говорить наши «друзья», — он хмыкнул, и Муниф понял, что имеются в виду американцы.
Он не любил американцев, как и все арабы. Все, без исключения. Дружившие с Штатами саудовцы, катарцы ненавидят янки точно так же, как и избитый до полусмерти Ирак, зализывающий сейчас свои раны не без помощи иранских шиитов, как и Ливия, как и Сирия, от которой потихоньку отгрызают куски американские и английские псы-игиловцы, «оппозиция», вскормленная звездно-полосатым молоком, курды и турки, вкушающие из той же кормушки и еще попутно грызущие друг друга. Саудиты слишком богаты, чтобы поддаваться на сладкие речи американцев, но и слишком хитры, чтобы вступать в открытое противоборство. Пока что их ближайшая цель — прибрать к рукам беспокойный и нищий Йемен, который мечется, как ребенок с сильным жаром. Этот чужой ребенок вызывает смешанные чувства жалости и брезгливости. При этом нет особого желания тратиться на лекарства, и порой кажется наиболее простым вариантом положить подушку на лицо беспокойного объекта и подержать ее так некоторое время, чтобы расчистить плацдарм. Они так и делают.
— Открыл разум? — спросил игиловец, пытаясь разглядеть лицо молчавшего Мунифа. — Здесь нас никто не слышит. Минут через сорок ты сядешь в машину, и мои люди отвезут тебя в безопасное место.
Муниф удивился, насколько изменился голос собеседника. Человеку, говорившему с такой железобетонной интонацией, сложно было противоречить. Нельзя противоречить. Это сродни гипнозу. Или тому, когда с тобой разговаривают, приставив к твоему виску ствол пистолета.
— Ты укажешь им ту съемную квартиру, где обитал до сего дня. Предъявишь свои документы моему человеку, он их сфотографирует. И поедешь домой со спокойной душой.
— И все? — Мунифу нестерпимо захотелось домой, и так же сильно он желал посветить в лицо собеседнику, чтобы увидеть его глаза. Успел заметить, когда еще были внутри здания, при свете армейской лампы, что глаза у игиловца голубые, усталые и честные. С такими глазами легко блефовать. Подобным людям хочется верить, даже когда нельзя. — Ты кто?
Игиловец откинулся на скамье и вытянул длинные ноги:
— Два правильных вопроса, которые подтверждают, что из тебя будет толк. Сколько тебе лет? Двадцать три?
— Четыре, — поправил его Муниф, невольно подчиняясь, поддаваясь укачивающей, как на волнах, манере собеседника вести разговор.
— Очень хорошо. Значит, у нас много интересного впереди.
— У нас? — переспросил йеменец. Он уже встрепенулся после пережитого страха близкой смерти, как петух, на которого напала кошка и которому удалось выжить — он прохаживается гордо по двору, встряхиваясь и демонстрируя курам, что контролирует ситуацию. А кошка все еще сидит на заборе и наблюдает за ним пристальным взглядом убийцы.
— У нас, — повторил незнакомец и добавил: — И у нас мало времени, хабиби Муниф. Тут вообще-то война идет. Мы в Эс-Сауре и пока еще не полностью ее контролируем.
— Мы? — снова не удержался йеменец, отметив с холодком между лопаток, что этот тип знает его имя.
— Давай не будем играть. Я — боец халифата. Так? — Он не ждал ответа на риторическое уточнение. — И ты должен быть в этом уверен. Ты понимаешь? О том, что ты побывал в Эс-Сауре, твоему генералу Мохсену лучше не сообщать. Тебя неправильно поймут. Побывавшего в плену ИГИЛ вряд ли отпустили бы просто так — выкуп или вербовка. Улавливаешь мысль? Надо беречь нервы начальства.