— Я с тобой буду встречаться? — впервые спросил что-то внятное Муниф.
— Очень маловероятно. Впрочем, когда-нибудь не исключаю. Надо будет прикинуть, где ты бываешь в Сане часто, чтобы это не вызвало ничьих подозрений. Твоя безопасность превыше всего. На этом маршруте для тебя оставят знак, означающий готовность встретиться. Ты в ответ оставишь свой. Укажешь место, где сможешь безопасно увидеться с человеком из Центра. Далее он сам будет назначать место встречи. Ну там разберешься. Я даже не смогу тебе в данный момент описать того, с кем ты станешь контактировать. Только потому, что у меня сейчас сложная ситуация со связью. Установочная встреча расставит все по местам. Одно знаю наверняка — тебе придется восстановить свои связи с хуситами. Ты ведь, как я понимаю, с ними порвал?
«И предал», — подумал Муниф, но вслух ничего не сказал.
Они вернулись в дом, но теперь в другую комнату. В тесной кухне стояла плита с газовым баллоном. Трубка явно подтравливала: в воздухе витал запах газа. Узкий стол с откидной доской был заставлен пустыми консервными банками. Салим сгреб их в большой пластиковый бачок на колесах. Мусор из города наверняка не вывозят, а доволакивают в бачках до ближайшей зловонной свалки с тучами черных мух над ней. Такие свалки были и в Йемене. Их периодически поджигали, и тогда горьким очень характерным дымом заволакивало близлежащие кварталы.
Салим положил на стол несколько листков бумаги и ручку, а сам достал из рюкзака, стоящего у окна, пару консервных банок и бутылку с водой. Муниф, подивившись, как в такой ситуации этот разведчик может есть, сел и начал писать, но когда Салим вскрыл банки и протянул одну ему вместе с бутылкой воды, Муниф вдруг жадно принялся есть и пить взахлеб, прикончив разом полбутылки. Он, наверное, никогда в жизни не ел так неистово.
Украдкой поглядывал на Салима, испытывая одновременно ненависть, уважение и любопытство. Увидел только безмерную усталость на его лице. Он знал некоторых офицеров из йеменских спецслужб — поверхностно, выполняя поручения Джазима и встречаясь с ними. Муниф не был склонен их недооценивать, но и не боялся. Воспитывали его с ощущением свободы и независимости от Саны и власти президента. Племена оставались своевольными всегда, и по сей день. Их законы превыше всех законов — и юридических, и даже мусульманских. Они могли диктовать президенту свои требования. И диктовали. Муниф ощущал свою принадлежность к такой силе. До тех пор пока не увидел изуродованные трупы своих соплеменников в морге. Там, под мертвенным светом люминесцентных ламп, рассеялись остатки иллюзий о мнимой безопасности. Хотя они развеялись, вообще-то, чуть раньше…
— Ты будешь пялиться на меня? Когда все закончится, я подарю тебе свой портрет на память, — пошутил Салим и постучал по листку бумаги, намекая, что надо писать.
— У тебя кровь на рукаве, — с брезгливостью заметил Муниф, подумав, что этот разведчик не гнушался кого-то бить, как те двое. Он и с ним, Мунифом, так поступил бы, если бы не сломал его сразу же морально.
— Шайтан! — Салим начал расстегивать камуфлированную куртку, морщась. Под ней обнаружился тренированный торс и пропитавшийся кровью бинт на левом плече. Салим достал из того же рюкзака черный вакуумный ИПП. Когда он его разорвал, Муниф узнал израильский перевязочный пакет. Видел такие у схваченных властями бойцов «Аль-Каиды» — AQAP. Этот был с двумя подушечками для сквозного ранения, которое, собственно, у Салима и наличествовало.
— Помоги, — попросил он и протянул нож, чтобы распороть прежнюю повязку, нисколько не опасаясь вооружить своего пленника.