Я поморщился при напоминании о моей прошлой оплошности:
— Да, ваша светлость.
Он пошёл прочь по коридору, а я решил, что мне лучше пойти к себе в комнату, и собраться с мыслями. После отъезда этим утром на меня сваливались неожиданность за неожиданностью. Уходя, я всё ещё слышал их смех и ликование в гостиной:
— А лицо Дэвона ты видел!
— Двести золотых марок!
По пути обратно я набрёл на Тимоти.
— Добрый вечер, сэр! — сказал он мне со своей обычной энергичностью. — Я слышал, вы задали Лорду Дэвону знатную трёпку! — улыбнулся мальчик. Слухи разошлись быстро — несомненно, пока мы играли, снаружи гостиной ждала целая толпа слуг.
— Не настолько знатную, насколько он заслуживает, — ответил я, — но это давай оставим между нами, — по-заговорщицки подмигнул я ему.
— Не волнуйтесь, сэр, старина Тим никогда не сдаст своих друзей! — ткнул он себе в грудь большим пальцем.
— Для меня было бы честью входить в число ваших друзей, Мастер Тимоти, — с шутливым преувеличением произнёс я. Думаю, ему это было приятно, хотя он и знал, что я его поддразнивал. Для своего столь юного возраста парень был удивительно смышлёным. — Ты не мог бы оказать мне услугу, Тимоти?
— Конечно, сэр! — ответил он.
— Смотри в оба, и если ты или кто-то из твоих знакомых увидите, что Дэвон Трэмонт делает что-то странное или подозрительное — сходите за мной. Можешь это сделать? — спросил я. Может, у меня и было мало друзей среди дворянства, но, пожалуй, я мог бы обернуть прислугу в свою пользу.
— С радостью, сэр. Приятно наконец увидеть, как один из них получил заслуженное. При всём уважении к нашему доброму Герцогу, конечно! — сказал он.
— Если встретишь Пенни — дай ей знать, что мне нужно её видеть, мне за последние два дня чертовски трудно было её найти, — добавил я. Он заверил меня, что так и сделает, а потом мы дошли до моей двери. Я попрощался, и зашёл внутрь. Прохладная, тёмная комната стала желанным облегчением. Наверное, я стал привыкать к удобствам уединения и пуховой перины.
Эта мысль заставила меня задуматься — в отданных мне покоях легко уместился бы весь дом моих родителей. Там мне казалось удачей получить свою собственную маленькую комнату и кровать. Что случится, когда я поговорю с Герцогом?
Что сделают такого рода деньги со мной? Или с ними? Я не хотел становиться таким, как Дэвон Трэмонт — надменным и эгоистичным. Однако семья Ланкастеров была доброй, так что, возможно, дворянство не обернётся для меня неизбежным превращением в напыщенного осла. Я осознал, что вышагиваю по комнате, обходя кругом кресло и диван.
В темноте. Я остановился как вкопанный. В комнате было темно, хоть глаз выколи. Я едва видел собственную руку, держа её в дюйме у себя перед носом. Но миг назад я легко ориентировался среди мебели. Я осознал, что ощущаю, где всё в комнате было расположено, с помощью похожего на зрение восприятия, но более примитивного, похожего на касание всего вокруг меня мягкими как пёрышко пальцами. Снедаемый любопытством, я закрыл себя для своей силы, как недавно научился делать перед сном. Ощущение исчезло, и я обнаружил, что попал в полнейшую темноту. Чувство было такое, будто мир вокруг меня стал закрываться, и на миг я ощутил клаустрофобию.
Я поспешно раскрыл свой разум, и снова смог видеть. Только не глазами. Чувство было таким тонким, что я его не замечал, когда мог видеть обычным образом. Я зажёг лампу, и сел на кровать. Мне ещё многому нужно было научиться, и без надлежащего наставника я понятия не имел, чего ожидать. Я пожалел, что Пенни не было здесь, чтобы поговорить с ней, но с другой стороны, в когда я видел её в прошлый раз, она была до бесчувствия напугана моей новорождённой силой.
Пришло время встретиться с Герцогом, так что я надел на себя принадлежавшую моей матери накидку, украшенную гербом Камеронов. Накидка была свободной, открытой по бокам, поэтому я смог её надеть, хотя было ясно, что я был немного крупнее Элейны. Она была высокой женщиной, так что накидка была на мне лишь на пару дюймов короче, чем должна была быть. Я перетянул её поясом, и пошёл искать Джеймса Ланкастера.
Его я нашёл в его покоях, и с ним была Дженевив. Они имели вид двух людей, которые секретничали друг с другом. Джеймс жестом приказал мне закрыть дверь позади себя. Сделав это, я встал, повернувшись к ним:
— Я здесь по просьбе моей матери, — сказал я.
Дженевив расплакалась. Это было настолько внезапно и неожиданно, что я понятия не имел, как на это реагировать. Она вскочила со своего места, и крепко меня обняла. Я жил на свете шестнадцать лет, и из примерно одиннадцати, которые могу вспомнить, я ни разу не видел, чтобы мать Марка теряла самообладание. Смеялась — да, злилась — порой, печалилась — возможно… но я никогда не видел, чтобы она так рыдала. Что хуже, она льнула ко мне так, как следовало льнуть лишь к её собственным детям, или её мужу.