Этот замок был сложен из чёрных камней, а вместо украшения, наверное, вмурованы были в стены толстенные черепа оскаленные человечьи. Замок был окружён рвом глубоким, правда, безводным, а прочные железные ворота, ведущие в него, были подняты. И ни одной живой души там не было видать — даже стражи.
— Внутрь замка я не могу тебя перенесть, — сказал Дундуров пленник, — ибо силы такой я не имею. Далее справляйся сам. А меня отпусти теперь, пожалуйста — ты ж обещал!
— Ладно, так и быть, — сказал богатырь и чёртика на землю опустил, — Ко всем своим чертям давай убирайся и на глаза мне больше не попадайся!
— Уж в чём в чём, а в этом можешь не сомневаться, — ещё пуще запищал чертяка, — Ведь из-за тебя я снова в ребёнка превратился, и мне теперь до взрослого состояния шесть тысяч лет надо будет расти.
Тут он живо поворотился и словно оттуда испарился, а Дундур оделся себе не спеша и, глядя на неприступные городские стены, башку в раздумье себе почесал. «Хм, — смекает он, — через ров-то не перескочишь и по стенам вверх не взберёшься. Придётся сызнова слепнем мне стать, а то внутрь иначе будет не попасть…»
Кинул он в рот янтарный Лаймин оберег и потешно опять загудел. В один миг слепнем сияющим он обернулся, потом вжик — и стены высокие разом перемахнул. А затем о плиты каменные вдарился и человеком обратно стал.
И начал он по замку пустынному ходить да гулять, норовя хоть кого-нибудь там отыскать. Но ни самой Мары, ни кого-либо другого найти ему не удалось: замок казался совершенно пустым, и не было там ни одной живой души.
Наконец, спускается Дундур в глубокий и затхлый подвал. Там горели лампы самосветящиеся, которые подземелье ужасное слегонца освещали.
— Э-э-э-й! — громко тут он позвал, и эхо раскатистое волнами к нему возверталось.
И вдруг — чу! — послышались вдалеке какие-то голоса, как будто кто-то на помощь его звал. И вроде как девичьи голоса-то, не мужичьи…
Бросился Дундур в направлении том бежать и через минуток пять достиг он помещения некоего или небольшой такой залы. Посмотрел он вперёд — ё-то-моё! — в стене находились две стальные двери с решётчатыми в них оконцами, а в тех окнах виделись лица двух девушек, прекрасных будто солнца.
Правда, та, что была справа, сияла несравненно ярче той, что находилась слева, и хоть были они похожими, словно близняшки, понравилась она Дундуру сильнее явно.
— Кто вы, девицы красные? — вопросил поражённый силач, — И кто вас тут запер?
— Мы две половинки Души народа нашего! — ответили ему девушки хором слаженным.
А потом левая из них к сказанному добавила:
— Я — Душа Земная!
И правая дева ей вторила:
— А я — Небесная Душа!
— Нас сюда злая Мара заперла, — опять они вместе сказали, — А когда-то мы в одном теле соединялись. Было это давно, во времена светлой Лаймы.
Кинулся тогда Дундур к тем дверям и попытался их сходу выломать. Да только старался он зря, ибо не ломались ни двери стальные, ни решётки узорчатые…
— Эх, парень, — сказала ему тогда Небесная Дева, — так-то ты двери эти не откроешь! А вот глянь-ка туда. Видишь — в стене торчат два ключа?
Посмотрел Дундур, куда Дева ему указывала, а там действительно два выступа вычурных из стены торчали, один над другим — он бы ни в жизнь не догадался, что это были ключи.
— Вижу, — он говорит.
— Поверни один из этих ключей, — продолжала ангельским голоском Душа Небесная, — Но только один! Этим ты откроешь какую-нибудь из наших дверей, и хоть одну из нас, да на волю выпустишь.
С колотящимся в груди сердцем подошёл Слепень к волшебным этим ключам, подумал затем немного — а, была, не была! — и повернул ключ, сверху находящийся. Размышлял он так: «Небесная Душа повыше должна находиться, чем Душа Земная! Поверну верхний ключ и, наверное, не прогадаю!» Ведь дева справа намного больше ему по сердцу пришлась, чем сестра её земная.
Звяк!!! Мелодично щёлкнул замок, и… не правая, а левая дверь отворилася плавно!
Выскочила из темницы своей Душа Земная, и громко завизжав, бросилась к избавителю своему на шею обниматься. А Душа Небесная вздохнула лишь и явно опечалилась.
Посмотрел Дундур тогда на узницу оставшуюся и развёл лишь руками: ничего, мол, тут не поделаешь — знать, это судьба…
Но на всякий случай он и оставшийся ключ повращал, да только из затеи этой у него не получилось ничегошеньки: ключ более не работал.
— Видимо, не время ещё Небесной Душе на белом свете воплощаться, — молвила грустным голосом узница оставшаяся, — Прощай, сестрица, и ты, богатырь, прощай! Вы уж меня там не забывайте!