Плавал же и нырял молодой рыбак просто бесподобно. Бывало, в воду он нырнёт и с полчаса на поверхности не показывается. Я, говорит, водные свои владения проверяю, ага!
А однажды, когда тайный сын Лаймы отпраздновал уже своё пятнадцатилетие, отправились они с отцом Янисом по дрова в лес. Вот приезжают, наконец, в эту глухомань, и папаня Дундуру на помеченные сосны указывает: их-де нам, сынок, нужно будет подпилить. Стали они пилою по соснище одной возить: вжик-вжик, вжик-вжик, вжик-вжик, вжик-вжик…
Надоело Дундуру это пилование изрядно.
— Вот что, тата, — говорит он Янису, — чего-то мне эта тягомотина не по нраву. Отойди-ка, давай, у меня имеется другой план.
Обхватил он сосну у самого основания, поднатужился мал-мало, да и вырвал её со всеми корнями. А поражённый отец, такое диво лицезрея, попятился назад, обо что-то споткнулся и в муравейник уселся.
— Вот это да-а! — только и мог он сказать, — Ай да силища, сын, у тебя!
А Дундуриньш той порою и оставшиеся три сосны из земли повыдёргивал, словно то были не деревищи в обхват толщиною, а какая-нибудь свекла на огороде или на грядке морковка.
Похватали отец с сыном тут топоры, сучья со стволов живо пообрубили, а потом те стволы на брёвнышки распилили. Грузят на телегу они воз основательный, а Янка на дрова поглядел и в сомнении головою покачал. Нет, говорит, мерин Ансис такую тяжесть не потянет: нужно будет по второму разу сюда возвертаться, а, может статься, что и по третьему. А Дундур смеётся да продолжает себе грузить. Ничего, заявляет он бодро — утянем и за один…
Увязал он грузище агромадный, а затем вожжи в руки берёт и Ансиса понукает.
Потянул бедный мерин груз для себя непомерный, а и даже сдвинуть его не может: там же пропасть сколько дров-то было наложено!
— Раз ты такой силач, — говорит сыну Янис, — то выпрягай, давай, лошадь и сам заместо него впрягайся. Говорил же я тебе, что два нужно ехать раза!
— Хм! — Дундур на то усмехается, — Оно конечно с грузиком этим я справлюсь, только ведь, тата, каждому своё: мне моё, а коню — конёво!
Обхватил он морду конячью обеими руками, щёки надул и в самые ноздри Ансису дунул, А тот вдруг как заржёт да как встрепенётся!
— Садись, татка, на воз, — командует извозчик, — Я своим духом Ансиса чуток наполнил. Сего духа хватит ему до самого дома.
Хлестнул он вожжами по лошадиным ляжкам, и Ансис, хвост кверху задравши, поволок груз сей громадный что твой трактор. Папаша же Янка, сидючи на возу, и этому диву немало удивлялся.
Так прошло ещё годика два, а может и три. О том, что сын рыбака такой силач великий, слух по всей округе уже распространился. Правда, Янка вовсю старался, чтобы об этом никто не знал, ибо по натуре был он скромным ужасно, и боялся из толпы он выделяться на всякий, как говорится, пожарный… Сыну своему постоянно Янис выговаривал за подвиги его силаческие, и уговаривал простым трудом его заниматься, а не всякой там блажью.
Наконец, надоело Дундуру влачить это нудное существование. Говорит он как-то папане: «Для того чтобы сети тянуть, моя сила вовсе не надобна. С этой работой любой почитай что управится. А если я таковым сильным уродился, то, значит, мощь моя для великого дела должна пригодиться!..»
И стал он родителей своих просить, чтобы отпустили они его по белу свету побродить да поискать применения своей силушке великой. Те сначала уговаривали его в родном доме остаться, но потом поняли, что Дундура им будет не удержать. Что ж, повздыхали Янка с Мартою, поплакали, а потом сынка своего ненаглядного на добрые дела благословили да на все четыре стороны его и отпустили.
Вышел богатырь молодой на большую дорогу и порешил перво-наперво в муйжу барскую направить свои стопы.
И вот шёл он, шёл, смотрит — старушка какая-то дорожку впереди переходит. А сама старенькая такая, измочаленная — едва-то идёт.
И тут вдруг из-за поворота повозка конная вылетает во весь опор. Какой-то молодой нахал, свистя и гикая, вожжами правил, а в коляске за ним сидела пьяная орава.
Позамешкалась бабка, улепётывая с дороги, и чуть было не очутилась она под копытами коваными да под железными колёсами. В самый последний момент от бешеной колесницы она увернулась, да тут возница разъярённый кнутом её сплеча стеганул. Бабка, естественно, ойкнула да с ног долой шмякнулась, а кони залётные далее галопом помчались.
Не понравилось Дундуру такое поведение оголтелое, и едва лишь повозка эта летевшая с ним поравнялась, как он рукою могучею за колесо-то — хвать!
В один миг тройку борзую и остановил!
Возница невежливый после внезапного сего торможения ажно вперёд полетел, с облучка сверзившись, да кубарем на дорогу брякнулся, а все прочие раздолбаи хоть в повозке и осталися, но друг на дружку все попадали.