— Ах, ты ж такой-сякой негодяй! — взревел возница, на ноги подхватываясь, — Да как ты смеешь баронского сына эдак-то останавливать!
Пригляделся получше Дундур — ба-а! — а то ж и в самом деле сынок был Францев, оболтус Ганс. Как-то в горячке он его сразу и не узнал.
Схватил Ганс кнут, подле него валявшийся, да к Дундуру, прихрамывая, побежал, ругаясь притом дюже уж рьяно. А подбежавши, размахнулся он со всего плеча, и хотел уж было деревенщину сермяжную как следует им вдарить…
Да только не на того, собака, напал!
Дундур-то парень был не промах: вырвал он кнут из рук барчука, да и принялся мерзавца его же оружием почём зря охаживать. Да ещё и приговаривать стал при каждом ударе, стегаемого эдак-то поучая:
— Старых! Надо! Ува-жать! Старых! Надо! Ува-жать! Старых! Надо! Ува-жать!..
Повалился барский отпрыск на дорогу, завопил что есть мочи дурным голосом, а сделать-то ничего и не может: кнут жгучий ему встать не даёт…
Покуда он, наконец, не взмолился, до тех пор Дундур его и бил. А потом за шиворот он малого поднял, словно котёнка какого нашкодившего, усадил его на облучок исхлёстанным задом, и напутствовал всю компанию такими словами:
— Теперь поезжайте, да старость впредь уважайте!
Свистнул он пронзительно, и кони вскачь оттуда понесли. А Дундур к старушке упавшей заспешил.
Подбегает он к бабуленции, на ножки нерезвые встать ей помогает да на пригорочек придорожный её усаживает, куртку свою туда подстелив сначала.
Посидела старушка, немного дух перевела и у заступника своего спрашивает:
— А нет ли у тебя чего-нибудь покушать, добрая ты душа? Не помню, когда я даже ела — с ног долой, как видишь, падаю…
— Как так нет?! — рад угодить парень бабке, — Мама пирогов в дорогу мне напекла да дала ещё молочка в придачу.
Вытаскивает он из сумки припасы и старушку ими угощает. Ну а та, естественно, не отказывается, но кушает на удивление мало: всего-то пирожок один она уплела, да выпила кружечку молока.
А потом посмотрела она на Дундура взором проницательным и таково ему возвещает:
— Помогай тебе бог, сыночек за милость твою ко мне да за ласку! Теперь моя очередь угощать тебя пришла.
И вытаскивает она из сумы своей побиральной бутылёчек невеликий из тёмного стекла.
— Вот, сынок, — говорит она тоном непреклонным, — выпей отвара сего, на чудо-травах настоянного, и не страшен тебе будет и огонь!
Дундур что ж, выпил настойки прегорькой из бутылочки, и даже волосищи после этого на башке его вздыбились, ибо проняла его настойка бабкина аж до самого нутра. Тысячи мурашек по коже его вроде как забегали…
— А теперь возьми-ка скорее этот оберег, — всучивает ему бабуля амулетик янтарный в виде сердечка, — Надень его давай себе на шею.
Дундур надел, не стал от подарка отказываться.
— Слушай меня внимательно, сын рыбака, — загадочно продолжала таинственная бабка, — Ты на свет белый пришёл не просто так, а с великим одним заданием… — и богиня Лайма, а это была конечно она, прожгла Дундура огневым взглядом, после чего продолжала непререкаемо: — Ты обязан будешь сразиться с самою Марою!.. Победить окончательно тебе её, правда, не удастся, но ослабить богиню Мрака ты будешь в состоянии. Это поможет освободить народ наш от многовечного рабства. Ну а когда станешь ты с Марою сражаться и сделается тебе совсем уж тяжко, то возьми в рот сей янтарный камешек и погуди, будто ты не человек, а слепень великий. В слепня ты и превратишься, да не в простого, а в огненного! Ну, а чтобы обратно человеком стать, об землю просто ударься, и облик твой прежний опять к тебе возвертается.
— Ну, сыночек, — поднялась Лайма на ноги, — ступай теперь с богом! Желаю тебе в добрых делах удачи! Прощай, мой дорогой!
Поцеловала она сына своего духовного в лоб, и у него от сего поцелуя ажно жар приятный по телу пошёл, и взыграла в душеньке его радость.
Тут они и расстались.
Чудно было Дундуру думать о старушенции этой странной, но о том кто на самом деле ему повстречался, он всё-таки догадался. Как бы некая глубинная приоткрылась в нём память и, неожиданно для собственного восприятия, почувствовал он вдруг себя полностью взрослым.
Долго ли коротко ли шёл наш герой по той дороге, а только приходит он наконец в поместье баронское. Смотрит — на дворе собралось изрядно народу: крестьяне в муйжу явились для производства сельских работ. Как раз тогда стоял месяц май, и надо было поля помещичьи вспахивать да обрабатывать.