Проснулся он на рассвете. В доме была тишина — все спали. Он прошел в выстывший зал, вытащил заслонку из трубы и растопил камин. Дом быстро наполнялся теплом, но никто не спускался вниз. Алик послонялся по нижним помещениям с неубранной посудой, поднялся на второй этаж, заглянул в «детскую». Детей там не было. Не было даже топчанов. На полу под белыми пододеяльниками, один к одному, как кильки в банке, лежали все восемь колонистов. Возле стены напротив двери черные волосы Малика путались с рыжей копной Татьяниных волос.
Алик прикрыл дверь и, еле сдерживая смех, ввалился к Анне, уткнулся в ее одеяло лицом и затрясся от хохота:
— Они там все вместе, групповухой… Ну, даете, артисты-колонисты.
— Такой уж праздник! — улыбнулась Анна. Ее лицо порозовело, посвежело.
Отходила подруга, выздоравливала.
— Не может быть, чтобы вы серьезно во все это верили… Игра! — сказал он и погасил невидимый при дневном свете, но чадящий огонек лампы.
— Ну и пусть игра. Хочется же хоть во что-то верить!
К одиннадцати часам на кухню спустилась Фая. Детишки давно уже носились по дому, что-то перевернув на кухне и позавтракав без старших. Она опять была в очках, с учительскими льдинками на стеклах, опять волосы были закручены на затылке. Фая разогрела чайник, положила на тарелку несколько остывших пирожков.
— Где люди? — спросил Алик, зевая.
— Расползлись по углам, — она незаметно вздохнула, разливая чай. — Ничего, к вечеру сделаем уборку, и опять все будет хорошо.
— После пьянки тоже так, — ухмыльнулся Алик. — Видеть не хочется тех, с кем бухал.
Холодные лучики на стеклах очков испытующе впились в него. Фая что-то хотела сказать, но сдержалась, взяла чайник, тарелку с шаньгами и ушла наверх.
После полудня, действительно, все спустились в зал, даже Анна. Навели в доме порядок, разогрели остатки вчерашнего пиршества и перекусили за общим столом.
За стеной уже тарахтела электростанция.
— Надо бы еще дров напилить, — цыкая сквозь зубы, напомнил Алексей. — Если одной соляркой обогреваться — нам до тепла ее не хватит.
— Мы с Аликом вчера пилили, — пробурчал Виктор.
— Извините, ребята, у меня давление подскочило — уже две таблетки дибазола выпил. — Сергей измучено приложил руку ко лбу.
— А мне надо почистить топливную систему, — общее недоброе молчание Алексей принял за недоверие и раздраженно бросил: — Погаснет печь среди ночи… А солярка капает. Какая-нибудь искорка — и дай бог живыми отсюда выскочить, да голяком до Алика добежать.
Малик, недобро поблескивая черными глазами из щелочек прищуренных глаз, без особого энтузиазма, согласился поработать. Следом стал одеваться Виктор.
Алику ничего не оставалось, как присоединиться к ним.
Еще не начало смеркаться, из дома вышел Сергей в высокой шапке, в полушубке, похожий на раздобревшего попа. С ним рядом шариками катились Борька с Глебкой в наглухо застегнутых одинаковых куртках, туго обвязанных шарфами. Хрустя настом, они пошли гулять. Не прошло и пятнадцати минут, как Сергей вернулся, слегка запыхавшийся. В руке у него была подзорная труба.
— Алик, возле твоего дома какие-то люди.
Чикиндист взял у него трубу, обошел скалу Башни. Прислонившись к выступу, навел окуляр на свою избушку.
— О-от, сволота! Дверь ломают! — выругался он, опять припал к оптике, по одежде узнал лесничего. С ним у Алика были хорошие отношения. «Может, что случилось?!» — подумал он и сказал, возвращая трубу: — Идти надо!
— Помочь?! — с готовностью предложил Виктор.
— Кажется там охотинспекция. Зачем тебе лишний раз светиться? Сам разберусь.
Он прошел через зал в лебедочную камеру. Рюкзак лежал в кочегарке. Толкнул дверь — Алексей лежал на узком топчане и читал странную книгу.
— Только что закончил чистку, — сказал, оправдываясь, — надо понаблюдать, как работает печь.
Алик пожал плечами — какое ему дело до этого? Странной формы книга привлекла его внимание. Он потянулся.
— Библия! — смущенно сказал Алексей, показывая корочку. — От деда чудом осталась. — Он оживился, заговорил с азартом, хотя все сказанное предполагало слушателя на десять голов грамотней Алика: — Ты знаешь, я не то, чтобы в нерусского бога верю, но здесь нахожу такие философские глубины, такие решения, куда там Кантам-Гегелям-Марксам, которыми нас измордовали в институтах.
— А я верю в бога! — сказал Алик, набросив на плечо рюкзак. — Всю жизнь только он мне и помогает!