— Что, боишься, лесной человек?
Алик пожал плечами, не глядя на нее.
— Расстрельная статья… Ну, да закон-то обойти проще, чем самого себя… Не понимаешь ты, что говоришь. Человек — не баран…
Фая молчала. Пауза становилась неловкой. Алик принужденно хохотнул:
— Плюнь на него. Иди ко мне: полторы сотни в месяц обещаю. Продукты бесплатно, любовь по согласию. А что? Из ребятишек охотников сделаю… У меня бабе работы всего ничего — жратву сготовить да постирать… А что? Дом построю не хуже вашего…
Фая отодвинула свой фужер. Алик понял, что разговор закончен, поднялся, расталкивая по карманам бутылки.
— Глупые вы, городские, совсем башка не варит, что такое кровь… Курей и то за вас «дядя» режет. А туда же. Насмотрелись тут дурацких кин по телеку, — он заткнул недопитую бутылку хлебной коркой и тихо притворил за собой дверь.
Потом он пил с каким-то бичом за сараями, неподалеку от Фаиного дома. Здесь их взяла «побирушка». Менты попались знакомые, усадили его с шутками, предлагали отпустить, если уплатит выкуп. Но Алик, доброй волей отдав им непочатую бутылку, решил переночевать в вытрезвителе: очень уж не хотелось идти в контору. На другой день, слегка опохмелившись пивом, он закупил продукты и отправился на свой участок — будь что будет! «Вдруг цела избушка», — маялся всю дорогу, будто на родину возвращался. Много курил. Проехали последнее село. Замелькали знакомые места.
Впереди на дороге маячила фигура человека. Пешехода в этих местах встретишь редко и почти наверняка это русский. Машина притормозила. Человек обернулся.
— Богутек! — закричал Алик, высунувшись из кабины. И шоферу: — Стой!
— Здорово, Богутек, друг! Первый раз вижу киргиза пешим. Разучился, что ли ездить верхом?
— Лошадь сбежал к леснику! — хмуро ответил чабан, забираясь в кабину.
— Из гостей идешь, подпитой конечно? — радостно скалился Алик.
— Из гостей!
На другом берегу реки, там, где было поле, вырос аккуратный домик и длинный низкий сарай. Казахам хоть руки выверни, они так красиво не построят.
— Что за кошара? — удивленно таращась, указал пальцем Алик. — Чья?
— Свинарник. Русский делает семейный подряд. Веселый русский, — угрюмость сходила с лица чабана, на миг забылись заботы о пропаже коня.
— Казахи говорят, русский пришел к председатель, анау-манау: я вам план по мясу чушками делать буду, дай землю и трактор… Бастык ему: «Перестройка… демократий… Собраний делать надо, народ спросить».
Казахи ругаются: мы — мусульмане, воду из одной реки пить будем с русскими чушками — не хорошо. Русский им говорит- не будет навоз: будет замкнутый цикл. Свинья свой навоз есть будет и толстеть шестьсот грамм в сутки. Чиста — муха не сядет. От свинарника запах — одеколон. Говорит, я вас научу свинину по-казахски варить.
Казахи плюются, а русский хохочет. Говорит, я ем казахский казы и глаза от удовольствия делаю узкий-узкий. Обещал: «Сам ферму сожгу, если в воде запах будет». Разрешили ему попробовать. Жена у него, дочка… Арак совсем не пьет, брага не делает, богу молится, говорят — китайский шпион или немец.
— Надо зайти, познакомиться, — обернулся к удаляющейся ферме Алик. — Какой ни есть, а сосед… Моя изба цела, не знаешь? — спросил, затаив дыхание.
— В июле цела была. В августе — замок висел, — сказал Богутек. — Потом там не был.
Богутек высадился возле лесного кордона. Алик издали помахал вышедшему на крыльцо леснику, с которым у него были хорошие отношения, оставил возле шлагбаума бутылку вина и проехал дальше. Около скотопрогонного моста он разгрузил машину, расплатился с шофером, сунул за пазуху бутылку водки и пошел к своей сакле. Сам того не желая, он то и дело убыстрял шаги, пока не останавливался, переводя дыхание, снова заставлял себя идти размеренно.
Некоторое время даже шагал под счет. Вот, наконец, стал виден рубленый угол из желтых бревен. «Цела изба», — облегченно вздохнул чикиндист.
Кустарник чуть поредел из-за опавшей листвы. Поникла и пожелтела высокая трава по берегам журчащего ручья со старым следом лошади. Метрах в пятнадцати стала видна дверь. Алик боялся верить глазам: она была не взломана, в пробое висел замок. И даже окно не было вырвано после долгого его отсутствия.
Он поднялся на высокое крыльцо, потрогал заржавевший замок, с трудом засунул в скважину ключ и не смог его провернуть. «Неужели после всего придется взламывать дверь самому?» Достал из рюкзака бутылку с подсолнечным маслом, залил его в скважину, подергал дужку, простучал по тяжелому литому корпусу замка. На этот раз ключ со скрежетом провернулся. Ржавая дужка вылезла из корпуса.