- Нет, я должна идти, - она метнулась на границу поляны, вдруг притормозив и напоследок оборачиваясь, - почему ты не горишь?
Бальтазар не понял ее странного вопроса, вдруг остро почувствовав ее страх. Не тот, что он ощущал часами ранее в ее аромате. Он будто почувствовал ее страх в своей груди, как свою эмоцию, зверь внутри злобно зарычал. «Она боится, и барс мечется внутри. Нельзя давить…»
- Не уходи, - он протянул в ее сторону руку, пытаясь решить, как ее назвать и вдруг вспомнив, что даже не знает ее имени.
- Нет-нет, - торопливо проговорила она, пятясь к лесу, - я должна, должна уходить, мне нельзя, понимаешь. Я хочу, но мне нельзя остаться.
Зверь ревел, требуя вернуть девушку в теплые объятья, окутать, пленить, не отпускать одну, не просто сейчас, никогда. Барс тяжело сглотнул, волей подавляя непонятные и несвойственные ему желания.
- Мы не успели познакомиться, я – Бальтазар, и я буду ждать тебя здесь с первым лунным лучом, - он вопросительно поднял бровь, намекая.
- Де.. – она неуверенно запнулась, - Ксения. Я приду, обязательно приду!
И она быстро юркнула в тень, шелестя при каждом удаляющемся шаге листвой.
«Ксения. Красивое имя. Такое же мелодичное и красивое как и она сама. Моя Ксения – самая жирная дичь сладкой охоты на эту первую в моей жизни кровавую луну», он откинулся на траву, сводя ладони к зажмуренным глазам, находясь все еще в какой-то невероятной эйфории ее послевкусия.
- Обязательно приходи, моя Ксения, кем бы ты не была, - и он вдруг зашелся в каком-то сумасшедшем необъяснимо счастливом хохоте, осознав, что эта ночь была самой прекрасной из всех, что доводилось ему пережить.
Глава 46
Новый Свет, верховья Амазонки,
Священные леса, деревня Мурсьелагос,
Закат Кровавой Луны
- Где Дельфиния, идиоты?! - Лорона даже не кричала, она визжала, яростно вращая глазами на четверых внуков, полным составом вернувшихся из джунглей в гордом пристыженном одиночестве. – Что молчите? Я жду объяснений!
- Она ушла от нас, и мы ее потеряли, - промямлил Ииска, косясь на старшего брата.
- Вы издеваетесь? – еще громче завопила Верховная, - я рискуя своей жизнью провела полный ритуал плодородия на ее лоне. Мы с вашими родителями привели ее точно в ваши руки, а вы упустили ее?!
Кохэна виновато потупился.
- Ты сама все видела, боги помешали сорвать ее цветок и закончить обряд, она предназначалась другому.
- Другому?! Другому?!!! – взревела Лорона, - да как ты смеешь, сопляк, такое говорить. Вас было четверо! Четверо, один из которых обладает даром скорости, а второй даром обольщения. Как вообще от вас мог кто-то уйти.
Вдруг она встрепенулась, оглушенная фактом, выпущенным из поля зрения.
- Какому еще другому?
Все четверо молчали.
- Кому вы ее отдали? – голос окатил стальным холодом, - Кто там был, Кохэна?
Чевеио гордо поднял ледяной надменный взгляд на бабку.
- Она – эйна Огненного воина. Мы не посмели напасть. Он разорвал бы нас, едва мы бы подошли.
- Да мы бы и подойти не сумели, не бахвалься, - зло выдавил Яс, - ты должен был сорвать ее цветок еще там, в лесу, после того, как мы подпоили ее кровью оборотня. Она ведь подпустила тебя ближе всех, даже позволила прикоснуться. И плевать, что она стала бы чуть менее плодородна. Она бы уже не смогла бежать. Раскрытый сорванный цветок теперь уже не примет чужака. Она отдалась ему сама в ритуале на кровавую луну. Теперь уже ничего не поменять. Когда нам посчастливится теперь обрести жену?
- Что ты рычишь? – взвился Чевеио, оскаливаясь на брата, - вот и бился бы за нее сам. Или что, только трепать языком, а на Огненного воина в «гоне» пойти – кишка тонка?!
Лорона ощетинилась, переваривая информацию.
- С чего ты взял, что это был он? – уставилась она на Чевеио, прекращая вопросом перепалку.
- Древо оградило их, мы не могли подойти даже близко, небесные раскаты подчинялись его голосу, накрыв куполом поляну, где они встретились, едва мы осмелели подойти. Его волосы, как и глаза, полыхали огнем. Кто еще это мог быть?
Лорона покачнулась, ища опору и судорожно думая, как могло такое произойти и что делать с этим теперь.
«Еще и Кали потребовала доклада на крови о том, кто стал мужем этой проклятой дочери Корфа», она прочистила горло, возвращая голосу твердость и рассудительную силу.