Мучительное воздержание сжигало изнутри. Оборотень не признавал, но вот уже второй день зверь вырывался на волю вызываемый его не снимаемым возбуждением. Вчера он подметил, как сменилось зрение, когда грудастая вспотевшая повариха просеменила мимо с корзиной яблок на кухню, удивительно аппетитно благоухая сдобой и соленым потом. А сегодня в обед пожаловала Кали в игривом расположении духа и весьма откровенном наряде. Сказала, что это подарок Великого Морского Нага, кимоно из шелка самых лучших шелкопрядов. Но наряд этот Бальтазара невероятно волновал, струящаяся ткань, будто насмехаясь, скорее подчеркивала, нежели скрывала, манила потеряться в этих складках. Перебрав с вином, Кали сбросила верхний халат, извиваясь в танце перед Августом, невольным свидетелем чего Бальтазар и стал. Нижнее платье, оказавшееся лишь скрепленными между собой заколками и цепями прозрачными шелковыми отрезами, не скрывала перед взорами мужчин абсолютно ничего. Арахна коварно играла, танцуя по грани, разжигала искры. Холодный обычно Август на глазах воспламенялся, вступая в ее игру, они словно не замечали присутствия Бальтазара.
В оборотне колыхалась нерастраченная ярость, он так давно сдерживался, в купе с инстинктами зверя, ему совершенно сорвало голову. Тело стремительно перешло в режим охоты на самку, что сейчас перед глазами сексуально и зазывно извивалась у стола пусть и почти брата. Сквозь ткань призывно просвечивали ореолы возбужденных темных сосков, Бальтазар отсчитывал секунды до броска, но вдруг девушка пропала. За спиной Бальта послышался голос Августа:
- Остынь, искупайся в озере и не смей больше пялиться на мою женщину в моем доме, щенок! – когда дело касалось Кали, Август мог вспылить, но сейчас Бальт был в ярости и пытался побороть зверя, которому было совсем невдомек, почему они должны отпустить эту самку с другим самцом.
Бальт последовал совету, стараясь отрешиться, пару раз окунувшись в ледяную купель в банях под замком, но это не помогло ни на йоту. Тогда мужчина решил поспать, вернувшись в комнату, но невольно прислушивался к каждому шороху от соседней двери. Небольшая богато убранная комната, душила его. Пустота, не только он сам, но и зверь внутри ощущали пустоту, одиночество. Взгляд, всегда таких пламенных, зеленых глаз тух, медленно пожирая его изнутри, растекаясь по венам ядом жестокого отчаяния, безудержной обреченности.
За стеной раздавались сладостные стоны, размеренный стук сменялся не менее размеренным ритмичным скрипом. Это становилось невыносимым. Он в очередной раз пересек комнату, который уже раз он метался как раненный зверь, не знающий покоя, снова порываясь ворваться к ним. Но каждый раз, он останавливал сам себя, удерживая от детского и такого беспочвенного порыва, у самой своей двери, вновь и вновь разворачиваясь в другую сторону.
Он злился на Августа, который запретил ему выход из замка в поисках развлечений, когда как сам сейчас утопал в объятьях прекраснейшей из женщин, полубогини Арахны. Бальт чувствовал себя покинутым, и разъяренным. Он стоял, сверля взглядом кованую рукоять покоев Августа, одним из своих дурацких правил запретившего пересекать их. Положив ладонь на ручку, он почти готов был ворваться и как минимум прекратить эту пытку. Получить дозволение выходить в город или хотя бы попросить быть тише в их утехах. Но одернул руку, представив Августа в гневе и прекрасно понимая, что ему далеко до того, чтобы сладить с ним.
«Что за детский ревнивый порыв, пытаться завалиться в спальню супругов», поймал он себя на мысли. Бальтазар сам не мог понять, откуда в нем это наваждение, все еще не до конца осознав, что теперь делит эмоции с настоящим животным, свирепым хищником из семейства кошачьих, испытывая на себе его рефлексы и нужды.
Медленно он развернулся и собрал всю свою мощь, ярость и отчаяние. С грохотом его рука врезалась в серый камень дверного проема. Руку будто обожгло, но что-то внутри в самой глубине жгло стократ больнее, саднило и не давало покоя. Это чувство преследовало его ночами, не давая уснуть, плотно сжав в тиски своих маленьких, тонких холодных пальцев, вонзая острые коготки в самое сокровенное, что прятал он внутри, оставляя болезненные шрамы ночь за ночью. Он прислонился к косяку и медленно сполз вниз, растекаясь в собственной неуверенности и непонимании.
« Мне нужно найти женщину, я жалок! О чем я думаю?! Не могу сдержать простой похоти, еще и по отношению к его паре, я просто омерзителен. Как он должен меня натаскать, если я не могу не то что меч, а кое-что поближе в штанах удержать. Как какой-то сопляк, вот же позорище. Через десять дней Совет, а я вместо того, чтобы прочесть труды о расах, что он дал мне из библиотеки, представляю как вдалбливаюсь в его жену. Он никогда не сможет на меня положиться. Я даже не разобрался в нежити. А Кали ведь – нежить. Кто еще в этой расе есть?»