-Попрекаешь? – с ненавистью спросил Карл, но в его душе бушевало что-то еще, кислотное, разъедающее, рыдающее.
Отец покачал головой:
-Никогда. Стань человеком. Ты станешь. И это всё, что я знаю.
Карл подхватил сумки, толкнул намеренно отца плечом и вышел за порог, краем глаза отметив, что отец так и остался стоять в комнате, не шевелясь, словно мраморная статуя. На улице было противно и сыро, но Карл и не помнил, чтобы в этом городе была какая-то другая погода, сколько он помнил себя – здесь всегда было противно и сыро.
Он зашагал в сторону автобусной остановки, хоть идти было всего двадцать семь минут, а до автобуса оставалось еще полтора часа, Карл торопился уйти из дома.
Торопился, словно бы боялся, что лишняя минута заставит его тело врасти в этот дом. Карл старался представить новую жизнь, как сейчас подъедет автобусик, сверкая отвратительной белизной боков, как он поедет по тяжелым дорогам, как приедет на вокзал, возьмет на скопленные деньги билет…
И там – новая жизнь.
Но почему-то мысли, казавшиеся ему легкими еще несколько минут назад, теперь ворочались тяжело, словно змеи. Мысли обрывались, шипели с рассерженностью и на сердце его была тяжелая хмарь.
Карл думал, что все изменится в один миг. Но пока ничего не изменилось. Он стоял на автобусной остановке под моросящим противным и серым дождем и на сердце его была печать пустоты. Он словно бы сделал что-то не так, не до конца, и это теперь жгло его насквозь.
А дождь усиливался. До прибытия белобокого автобуса оставалось сорок пять минут. Карл ждал…
Конец