— А, ничего… я тюль ко немного посплю. Пара часов сна — и все пройдет…
— Ну ладно! — решила Люси. — Сделаем так. Мы едем с Энни в Саблонвиль, чтобы сдать наше драгоценное дитя прямо в руки хозяйки пансиона… Верно, Энни? И ты догоняешь меня в пансионе через час или два…
— Прекрасно придумано, — отвечал Шарль еле слышно, — я и в самом деле совершенно не способен подняться…
— Тогда вперед, Энни, — сказала Люси и добавила: — Мы возьмем коляску, которая отвезет нас в Саблонвиль, а ты приедешь в почтовой карете с вещами Энни… Ты выиграешь еще немного времени… Тебе не обязательно быть в пансионе.
Распорядившись таким образом, Люси и Энни уехали. Их путь лежал в Саблонвиль, в пансион сестер Куро, «воспитанниц мадам Кампан», как утверждали проспекты.
Пансион этот, по плану знаменитого Сен-Жерменского заведения, принимал дочерей чиновников и представителей буржуазии. Воспитание там было отменным, и директрисы, сестры Куро, гордились тем, что «школят» своих пансионерок, дабы сделать из них элегантных дам, умеющих держать себя в салонах, а также отличнь*х хозяек, для которых нет секретов в приготовлении варенья.
Энни разрыдалась, осознавая то, что остается в этом мрачного вида пансионе одна среди незнакомых людей.
Высоченная мадемуазель Куро-старшая, в чепце с рюшами из сиреневых лент, тонкие губы на остром лице, злобная и скрытная, совершенно не отличалась от мадемуазель Куро-младшей, маленькой уродины с тонким длинным носом, оседланным очками, за которыми поблескивали узенькие серые рыскающие глазенки, всегда находящиеся в поиске чего-то предосудительного. И речи быть не могло о том, чтобы успокоить бедных пансионерок, ни тем более сделать приятным их пребывание в пансионе, придерживающемся метода и точки зрения знаменитой воспитательницы времен Империи.
Люси изо всех сил пыталась успокоить и ободрить Энни. Девочка, стараясь не досаждать благодетельнице, силилась удержать слезы и казаться довольной тем, что принята в число этих непрямых учениц мадам Кампан.
Только одно обстоятельство способно было высушить слезы и успокоить ее сердечко, бившееся так сильно, что оно готово было выпрыгнуть из груди: обещание Люси вернуться как можно быстрее с острова Святой Елены, который, по ее разумению, находился значительно дальше Англии, а также надежда на то, что Люси вернется не одна, а с Андре, и все они скоро соединятся…
Однако нужно было расставаться. Уже два или три раза Люси, посмотрев на часы, справлялась, не ждет ли у ворот почтовая карета.
Каждый раз ответ был отрицательным. Люси успокаивала себя:
— Шарлю потребовалось, наверное, больше времени, чем он думал… В отеле не должны были его будить… Впрочем, хорошо, что он выспится… Мы прибудем в Мант позднее, вот и все… Но не стоит сейчас затягивать прощание!
Явилась мадемуазель Куро-младшая, подергивая плечиками и бросая острый взгляд из-под очков. Она объяснила, что поскольку племянница Люси Элфинстоун (принять в пансион, над которым витает августейшая тень мадам Кампан, могли только при наличии достойных родственников) включена в число воспитанниц заведения, то ей следует немедленно подчиниться правилам и присоединиться к своим подругам на уроке изящных манер. Нужно прощаться.
Энни с плачем бросилась было в объятия Люси, но горбатая мадемуазель Куро-младшая потянула ее за собой, и девочка пошла с тяжелым сердцем и слезами на глазах учиться манерам у важного ста-ричка-коротышки, вернувшегося из эмиграции.
Люси осталась в гостиной одна, рассеянно разглядывая римские профили, нарисованные углем, головы, выполненные сангвиной, этюды в карандаше и акварельные пейзажи, украшавшие стены и подтверждавшие, что в пансионе, следующем суровой методе мадам Кампан, изящными искусствами не пренебрегали.
Она считала минуты, разглядывая уже, наверное, в двадцатый раз прелестные работы карандашом и кистью юных пансионерок, пыталась вспомнить, есть ли у Шарля адрес пансиона, и спрашивала себя, не поехал ли он искать ее в Нейи.
Приближался полуденный час, и колокол прозвонил к трапезе, когда дверь приемной открылась и вошла служанка, объявившая, что у ворот остановилась почтовая карета.
Повеселев, Люси бросилась к выходу.
Она ожидала увидеть улыбающегося Шарля, высунувшего голову в окно кареты. Он, конечно, начнет извиняться за опоздание: «Не ругай меня…»
Карета была пуста.
Пораженная Люси направилась к вознице.
Он, не дожидаясь вопроса, растолковал ей, что ему приказали отвезти ее туда, откуда она приехала, в отель на углу улицы Миромесниль.