— Мы будем ловить летающих рыб! — заявил наследник, завидя сестёр. — У меня есть сети, для большой рыбы. А маленькую руками.
— А? — негромко удивилась Неф.
— А если крокодил полетит? — деловито осведомилась Беренмут, не обращая внимания на удивление сестры.
— Крокодил не полетит, — уверенно возразил Тутмос. — Крокодилы не летают, глупая!
"Рыбы тоже не летают!" хотелось возразить Нефертити, но не спорить же с наследником. Поэтому она послушно взяла в руки сеть и стала ждать. Но рыба, как и ожидала девочка, и не думала взлетать.
— Мне не нравится, — заявил наследник. — Хорэм, почему рыбы не летают?! Должны лететь!
— Рано, принц. Вот в море выйдем, и полетят, если косяк найдём! — Хорэм, управляющий кораблём, без малейшего удивления отреагировал на вопрос принца.
— А в море они что, летают?! — всё-таки рискнула спросить Нефертити.
— Летают иногда, маленькая госпожа. А если знать где плыть, так и на палубу будут залетать, хоть голыми руками собирай! Костлявые только, не пожарить, не сварить...
— Дурацкая река! — обиделся Тутмос и отправился под навес. Нефертити ахнула на такое святотатство, но Беренмут только посмеялась.
— Да расслабься ты, Себек же нас не утопил? Значит что? Значит не обиделся! Пойдём лучше я тебя со свитой познакомлю. Они конечно нудные страшно, зато сладостями кормят!
Дальнейшее путешествие для Нефертити прошло практически так же, как и первый день. Её то куда-то тащила Бер, то Тутмос выдавал непонятное, да так, что каждый раз девочка не могла понять, правду он говорит или нет. Летающие рыбы, сквозь которых проплыл корабль в Средиземном море, перемежались в рассказах Тутмоса с гигантскими птицами с каменными перьями. Он выдумывал сказки про корабли, что плывут без усилий людей, а потом рассказывал про берега из чистого мела, а после через несколько часов они действительно проплывали мимо сверкающих белизною скал.
Сестра же воспринимала любые слова принца как что-то обычное. Над Нефертити Беренмут откровенно посмеивалась:
— Какая разница есть что-то или нет? Интересно же рассказывает!
Свита Наследника же казалось вообще того не слушает никогда и служит лишь декорацией, а Аменхотеп так и проводил дни под навесом, почти не появляясь и даже не общаясь со своими же друзьями. И вскоре стало понятно почему.
Ведь всего в дне пути от цели к как всегда рассматривающему что-то вдалеке Тутмосу и сидящим там же сёстрам подошёл Хорэм и печально сообщил:
— Мой принц! К сожалению, мы вынуждены развернуть корабль не останавливаясь в Хатти. Ваш брат, Аменхотеп, очень болен. Мы также вынуждены просить уважаемую госпожу Нефертити оказать помощь врачевателю в уходе за принцем. Мы не знаем точно почему, но он не подпускает к себе практически никого, однако ваше имя сквозь бред мы смогли расслышать.
— Но я не служитель, я не владею умениями врачевателя! — удивилась Нефертити.
— У нас нет выбора, и как вы понимаете у вас тоже. И нет, господин, мы не можем оставить вас тут, даже если вы мне это прикажете! — ответил сразу всем, а может и самому себе слуга. Корабль, несмотря на устроенную Тутмосом истерику, начал разворот. А Нефертити вновь, как и в самом начале пути чувствовала полную растерянность и непонимание.
— Надо было его ещё в Египте закопать, — буркнула рядом стоявшая Беренмут. — Одни проблемы от этого вашего Аменхотепа. Ещё и Тутмоса расстроил. И тебя. И меня. Вот последнего я ему точно не прощу!
— Беренмут! — возмущённо воскликнула Нефертити, как всегда это делала, когда сестра слишком многое себе позволяла. И эта обыденный, привычный элемент как будто её взбодрил.
— Ладно, по крайней мере мне теперь есть чем заняться... а врачевание в процессе освою. Что-то же я помню...
— Ты только когда над принцем будешь издеваться, лицо грустное делай, будто переживаешь! — подсказала Беренмут.
Нефертити гневно на неё взглянула и поспешила к больному. Хотя в глубине души слова Бер имели очень и очень яркий отклик. И лишь природная правильность Нефертити отделяла его от чего-то ужасного.
Обратное путешествие в Египет оказалось совершенно не похоже на неторопливое плавание в Хатти. Остановки на ночь были краткими, часто прямо в порту. Принц Тутмос пытался было хоть как-то повеселиться, но его свита технично и явно привычно затирала старшего принца в угол, отвлекая всякой ерундой.
Нефертити же сбивалась с ног. Аменхотеп бредил, не узнавал никого и не давался в руки. Служитель-врачеватель откровенно опасался подходить к буянившему второму принцу, что внезапно оказался наделён недюжинной силы. Если требовалось чем-то напоить Аменхотепа или начертать защитные символы, то звали или личного жреца Тутмоса, что поднимал незадачливого больного в воздух и держал там до конца процедуры, или Беренмут, что не церемонясь вращивала его прямо в дерево корабля. И лишь Нефертити принц почему-то узнавал.