Корни Иггдрасиля туже сжались вокруг его запястий, и боль пронзила тело. Но физическая боль была ничем по сравнению с душевной.
Он закрыл глаза и попытался вернуться в иллюзию. В мир, где Кристина была жива и любила его. В мир, где всё закончилось хорошо.
Но теперь, когда он знал правду, иллюзия больше не работала. Как бы он ни старался, перед внутренним взором возникало только одно — лицо Кристины в тот момент, когда он её убил. Удивление, боль, разочарование.
И последние слова, которые она успела произнести:
«Я прощаю тебя».
Виктор завыл от отчаяния, и этот вой потерялся в бесконечной пустоте, где больше никого не было, чтобы его услышать.
Тьма поглотила всё.
И в этой тьме, прикованный к последнему дереву мёртвой вселенной, навеки остался тот, кто когда-то был человеком по имени Виктор.
Страж Севера. Убийца богов. Разрушитель миров.
И самое одинокое существо во всём мироздании.
Где-то в складках пространства и времени Локи создавал новую реальность, насвистывая весёлую мелодию. В этом новом мире тоже будут герои и злодеи, любовь и предательство, надежда и отчаяние.
И рано или поздно кто-то из них тоже совершит ошибку, которая всё разрушит.
Потому что таков закон: всё, что создано, рано или поздно будет уничтожено. А всё, что уничтожено, рано или поздно будет создано заново.
Бесконечный цикл разрушения и возрождения.
И Локи Хитроумный был его главным архитектором.
***
Третий эпилог: Искупление через кровь
Тьма была абсолютной, но боль — ещё более абсолютной. Годы слились в одно бесконечное мгновение агонии, где время потеряло всякий смысл. Виктор висел на Мировом Древе, прикованный корнями, которые прорастали сквозь его плоть, питаясь его страданиями.
Но даже в этой вечной муке что-то начало меняться.
Сначала это была лишь искорка — крошечный всплеск ярости в океане отчаяния. Потом искорка разгорелась в пламя. Пламя ненависти к тому, кто устроил эту западню. К тому, кто превратил его любовь в проклятие, а его жизнь — в бесконечное наказание.
К Локи.
— Нет, — прошептал Виктор в пустоту. — Это... не конец.
Корни, державшие его, дрогнули. Древесина Иггдрасиля была крепче стали, старше времени, но она питалась его болью. А боль начинала превращаться в нечто иное.
В решимость.
Виктор напряг руки, и корни треснули. Не сразу — процесс был медленным, мучительным. Каждое движение отзывалось адской болью, каждая попытка освободиться стоила куска плоти. Но он продолжал.
Дни сменялись днями. Или годы годами — в пустоте время не имело значения. Виктор методично разрывал свои оковы, освобождаясь по кусочку. Кожа слезала с рук, мышцы рвались, кости ломались.
Но он не останавливался.
Наконец правая рука вырвалась из корневых пут. Затем левая. Ноги освободились последними, и Виктор рухнул у подножия Мирового Древа.
То, что упало на мёртвую землю, было скорее скелетом, чем человеком. Клочья кожи висели на костях, а мышц почти не осталось. Но в глазницах всё ещё горел огонь — холодный, яростный огонь мести.
Виктор попытался встать и рухнул снова. Его тело было слишком повреждено. Но это было неважно. Проклятие Одина всё ещё действовало — он не мог умереть окончательно.
А значит, мог восстановиться.
Регенерация началась медленно, болезненно. Сначала натянулись сухожилия, соединив разрозненные кости. Потом начали нарастать мышцы — волокно за волокном, слой за слоем. Кожа появилась последней, бледная и покрытая шрамами.
Процесс занял целую вечность. Или мгновение. В пустоте не было часов, чтобы это измерить.
Когда восстановление закончилось, Виктор поднялся на ноги. Его тело снова было человеческим, но что-то в нём изменилось. Движения стали более резкими, взгляд — более холодным. Страдания выжгли из него последние остатки человечности, оставив только цель.
Найти Локи. И заставить его заплатить.
Виктор оглядел пустоту вокруг себя. Тьма простиралась во всех направлениях, но она была не совсем пустой. Где-то в этой бездне скрывался бог обмана. Где-то он создавал свои новые миры, наслаждаясь плодами хаоса.
— Локи, — произнёс Виктор, и его голос эхом прокатился по пустоте. — Я иду за тобой.
Он сделал первый шаг во тьму.
Поиски длились долго. Пустота была бесконечной, а следы Локи — едва различимыми. Но Виктор был терпелив. Страдания научили его терпению.