- Она так и сказала? – изумился Волков.
- Именно, - заявил Сашка, - и приправила это очень сочными замечаниями. Неужели ты тоже считаешь меня выросшим на помойке, а его, - он кивнул на Максима, - подкидышем, которого следовало выкинуть в тот же день, как все раскрылось, да жалость и президентская гордость не позволили.
- Она…Она это тоже сказала? – сказал Волков.
- Слово в слово, - холодно ответила Женя, - и если все это не будет предано осуждению, то я собираю вещи и мы с Максимом уходим жить к отцу.
- А я вернусь в квартиру родителей Максима, - продолжил Сашка, - на ту помойку, где меня подобрали. Там, по крайней мере, мне не пеняли тем, что я якобы пытаюсь убить ребенка любовницы своего отца.
Сыновья и невестка загнали Волкова в угол. Переезд всех из квартиры поставил бы его репутацию под удар. И скрыть все это было бы невозможно. Но помимо политического подтекста во всей ситуации имелся гораздо больший, другой. Дмитрий Волков полюбил своего нового сына, по прежнему любил приемного. И ему очень нравилась Женя в роли супруги Максима. С ней он точно не осядет в качестве груза на чьей-то нежной шее. Он вырастет в хорошего человека и специалиста. И в этот момент страсть к Надежде окончательно проиграла партию семейным чувствам президента. Поэтому он сказал следующее:
- Успокойтесь, я поговорю с ней и она заберет свои слова все до единого.
Троица удалилась из кабинета, а Волков, выдержав паузу, вытерпев послевкусие всей той гадости, которую сообщили сыновья, отправился к себе в спальню. Сказать что он был в бешенстве, это не сказать ничего. Президент был в истерическом бешенстве и не собирался сдерживать эмоции. Надежда, приготовься к бенефису.
Волков вошел в спальню и увидел как она перестилала постельное белье, после учиненного разгрома при помощи салата и сока. Не откладывая в долгий ящик разговор президент сказал:
- Значит так, ты сегодня же это сделаешь – пойдешь к мальчишкам в комнату и извинишься перед ними за все, что там наговорила.
- Что? – Надежда выронила из наволочки подушку, - я должна извиниться? Они пытались убить нашего ребенка…
- Это был приступ лунатизма! – закричал Волков, - ты уже перестала соображать о том, что происходит. Ты выбегаешь на балкон с одеялом, потом кубарем валишься с лестницы, а теперь убеждаешь всех, что тут была жуткая и страшная змея!
- Но он была! Я чуть не умерла со страху!
Тут Волков понял, что ему придется применить против Надюши свое жесткое средство, так как иного выхода не видел:
- Либо ты прекращаешь разговоры на эту тему, извиняешься перед ними, и мы все забываем…
- А в противном случае, - проговорила Надежда.
- В противном случае я отправляю тебя на обследование в психиатрический санаторий, где ты будешь под постоянным наблюдением, и где ты точно не уморишь своего ребенка галлюцинациями.
Надежда от неожиданности сползла и села на диван. Она смотрела на Волкова своими большими глазами, переполненными беспокойства и страха. Казалось, что вот сейчас, она проломит его наступление, снова будет на коне… Но Волков все еще держался за то, что жена еще жива. И не допускал в себе полноценного чувства к этой молодой девочке. Надежда и не понимала, заложницей чего стала. Отчасти, она оказалась в этих путах по своей вине. Так что теперь она пожинала плоды собственного творчества.
В тот же день Надежда извинилась перед братьями и Женей в присутствии Волкова. На этом видимый топор войны был зарыт. Более того, по результатам обследований выяснилось, что с ребенком все в порядке и при падении никаких фатальных неприятностей не произошло. Этот факт заметно сгладил отношения Надежды с братьями и Женей, и вскоре, у них установился мир. Подобные обстоятельства способствовали тому, что прятавшийся по разным шкафам квартиры президента Олег Любимов вернулся в сашкину комнату и теперь спокойно спал на старой кушетке Максима, которую не стали выносить. В отношениях Надежды и Волкова продолжало царить прохладное отчуждение. Про себя строптивая любовница не простила президенту угроз о возможном попадании в сумасшедший дом, а сам Дмитрий по прежнему грезил по жене и даже тайком несколько раз сбегал в клинику, где через стекло любовался на ее манекен, лежащий под аппаратами искусственного поддержания жизни. И даже не подозревал, что его любимая сидит невредимая несколькими этажами выше.
В политической жизни настало время показательной порки, так как пришел волшебный момент судебного разбирательства по вопросу Завального, который, согласно обвинительному заключению, действительно был виновен в подрыве плотины, что спровоцировало наводнение в Таманске. Правда, эта тема не была популярна за столом в президентской резиденции. Причина была банальна и очевидна – семья знала абсолютно все, и именно это же было вывалено на неготовую к таким разоблачением общественность. Сам Завальный активно выступал с разоблачениями судебной системы, кричал о своей тотальной невиновности, но ему верили не очень много людей. Пожалуй, в это верили разве что его спонсоры, сидевшие в одной из европейских стран и активно субсидировавшие присутствие протестующих возле порога судебного здания. В связи с этим выбор повода для болтовни во время приема пищи стал весьма экстравагантным.
Очередную тему для дискуссии за завтраком подкинули свежие события из книжного мира. Озерск охватила литературная истерика. Артемий Стогов, писатель третьего эшелона, на которого не обращало внимание ни одно крупное издательство, не пережил провала издания своей первой книги. Он долгое время пытался пробить ее издание за счет любой фирмы, но никто не решался. В итоге, он взял большой кредит и сделал это за свой счет. Тираж провалился, критики надрывались описывая произведение как образец редкостной безвкусицы и отсутствия стиля. В разгар критических баталий Стогов сдал в издательство еще одно свежее произведение, после чего решил поиграть в птичку, и выбросился с общего балкона семнадцатиэтажной панельной коробки, в которой снимал квартиру. Причина была банальна – у него просто закончились все возможные деньги. Но дальнейшие события показали, что он сделал это не зря. Самоубийство автора возвело первую книгу в ранг национального бестселлера за считанные дни. А все остальное наследие Стогова смели не глядя. Банк не только отбил выданный кредит, но и получил сумасшедшие прибыли. Огромными тиражами разошлись даже ранние труды погибшего, несмотря на то, что они не несли в себе никакой ценности и представляли собой робкие попытки что то написать.
- Это просто безумие, - говорила Надежда, - до своей смерти ему никто из этих людей и руки бы не подал. А сейчас, когда он стал едва ли не мучеником всей издательской системы, они стоят в очередь, чтобы написать очередной хвалебный опус.
- Ну так, что тут удивительного, - заметил Сашка, - в нашей стране, чтобы тебя признали надо как можно более трагично умереть. Он своим самоубийством обеспечил этот замечательный банк доходами до конца их дней.
- Я не знаю, - ответила Женя, - когда вышел его тираж мне кто-то из его друзей предлагал купить экземпляр. Книга вышла недешевая. Мне не понравилась обложка и я отказалась. Помню, что там многие отказывались.
- Вот мне интересно, - размышлял Сашка, - ты себя теперь считаешь убийцей? А они?
- Я об этом не думала, - сказала Женя, - точнее… Я об этом не думала тогда.
- Постой, - сказал Максим, - это самый натуральный шантаж получается. Мол, купите мою книжку, хоть она и плохая, а я за это с собой кончать не буду.
- А кто говорил о том, что при продаже книги он этим угрожал? На книге что, стикер был наклеен гламурно розовый, - говорил Сашка, - что купите меня, иначе автор разорится и с балкона выкинется. Женя, там был стикер?
- Не было. У меня и мысли не появилось, что такая глупость может настолько печально закончиться, - оправдывалась Женя.
- И зря, - сказал Сашка, - человек, что называется, заложил последние штаны, потому что в него не верили. Поскольку боялись. Это опять возвращение к нашему разговору о сверхприбыли и невозможности делать в этой стране карьеру. Всем издательствам подавай успешного и известного писателя. Новое имя с нуля они раскручивать боятся. Не хочется нести ответственность за собственное мнение…