Вот это и была самая большая беда, которую он не мог теперь вынести. Он сам создал ее, она же его теперь и раздирала.
Едва ступив за порог театра, Бо понял, что сделал величайшую в своей жизни глупость, но почему-то не стал возвращаться. И на следующий день, и через неделю, и до сих пор он ничего не сделал, чтобы эту беду отвести. Какая-то упрямая сила удерживала его позвонить, написать, встретить.
А другая сила все время толкала — ну же, перестань, тебе ничего не стоит вернуть все обратно…
Все-таки надо вставать. И Бо, который пил уже несколько дней, заставил себя подняться и пойти в театр.
И тут, в театре, Бо вдруг почувствовал, что что-то происходит вот сейчас, сию секунду, решительное и доброе в его жизни. Это было минутное чувство, которое тут же пропало в суматохе дел. Сразу же прибежало много людей, и у всех дело было самое неотложное. Бо подписывал, советовал, ругал, настаивал, высмеивал, приободрял…
Прошла генеральная репетиция. Прошла прекрасно. Костюмы был отлично пошиты, декорации сделаны ничуть не хуже, чем в театральном агентстве.
— Все, договорился, — прибежал запыхавшийся администратор, — нам на месяц сдадут зал на Бродвее. Завтра можем ставить декорации.
И Бо, который знал, что добиться этого было неимоверно трудно, невозможно почти, даже не удивился. Он только вспомнил то мимолетное чувство счастья, которое посетило его сегодня.
Подошел рабочий и сказал, что с Бо хотят поговорить.
— Кто?
— Сами увидите.
И Бо увидел старых своих знакомых — осветителей и рабочих сцены, которые пришли проситься снова на работу в театр. И снова Бо не удивился.
Охранники, которых Бо когда-то вразумил, приветствовали его. Бо увидел, что их уже стало больше.
— Не бойся, шеф. Они не посмеют вас тронуть, — сказал здоровяк, которого Бо раньше не видел.
— Кого ты имеешь в виду, парень?
— Белых, — ответил тот.
И эта полоса удач длилась до самой субботы. Театр, в который они переехали, оказался вполне пригодным для их декораций, здесь был и хороший свет, и удобный вместительный зал, и большая сцена, и отличные гримуборные.
В субботу Бо был на работе с самого утра. Он знал, что все и так будет сделано, но не мог оставаться дома.
Да и актеры пришли пораньше, ходили по театру бледными тенями, путая друг друга, потому что вдруг ни с того ни с сего выкрикивали куски из своих монологов.
А к вечеру и вовсе началось столпотворение. Такого количества звонков Бо не помнил. Билеты просили посольства и банки, партии и университеты, газеты и железнодорожные компании, просто знакомые и совсем незнакомые.
Бо давал билеты всем, потому что до этого дня не было продано ни одного. Зрители словно выжидали, кто же победит? И теперь спешили поздравить триумфатора. К шести вечера зал был распродан полностью и еще на неделю вперед.
Теперь Бо вышел в фойе встречать гостей. Почему-то ему уже не хотелось скандала на премьере. Ему хотелось достучаться до сердец всех людей, которые появятся сегодня в театре. Ему хотелось сказать им что-то очень важное. А для этого нужны тишина и доверие.
Те, кто знал Бо, пожимали ему руки и говорили какие-то слова. Ах, как ему не хватало всех их, когда театр душили!
Хьюго все время был рядом и постоянно делал какие-то пометки в блокноте.
— Это снова будет сенсация! — говорил он. — Кстати, Бо, познакомься, это Билл Найт, между прочим, друг твоего Джона.
Бо и Билл смогли пообщаться недолго, но неожиданно договорились, что отправятся в Джорджию вместе.
Прозвенел третий звонок.
Фойе опустело.
И Бо, минуту подумав, решил смотреть спектакль из зала.
Он вошел в ложу, когда уже погас свет. Одно место было свободным, и Бо присел на краешек стула, готовый встать, как только появится законный хозяин.
Прозвучала увертюра, медленно пошел занавес… и вдруг чья-то рука легла на руку Бо.
— Тш-ш-ш… Потом, обо всем потом поговорим…
Бо, не веря самому себе, обернулся.
Эльза смотрела на сцену, и тихая улыбка была на ее губах.
Вот на сцене Маша-Мэри и Медведенко-Барри, вот старый негр Сорри, молодой писатель, врач, Нина Заречная-Ривер…
— А сейчас выйдет она? — тихо спросила Эльза.
Действительно, в этот момент должна была появиться на сцене Аркадина-Арчин, и Бо невольно сжался — ведь это могло произойти, Уитни могла быть сейчас там, она могла уже готовиться к выходу. Бо понял, что почти уверен, что именно Уитни сейчас выйдет. Он весь превратился в зрение, ничто уже не существовало вокруг него…
Вот Дорн сказал:
— Тише, идут…