Пока Анита читала письмо, Теодор, приняв задумчивый вид, деликатно уселся к ней боком, чтобы не стеснять ее. Наконец, когда листочки письма перестали шелестеть в пальцах женщины и наступила продолжительная тишина, проповедник тихо кашлянул и обернулся к Аните. Суровым взглядом она глядела куда-то мимо него, ее лицо ничего не выражало, она только нервно похрустывала пальцами.
«Да, тяжело тебе, бедняжке, — думал Теодор. — Но самое тяжелое еще впереди».
— Ну что, теперь вы поверили? — спросил он тихо.
Анита вздрогнула от этого вопроса, пошевельнулась на стуле и, не глядя на Теодора, ответила, как бы говоря сама с собой:
— Да, теперь приходится верить. Теперь мне все ясно.
Но никакой ясности в мыслях у нее не было. Застигнутая врасплох этим известием, она была не в состоянии с ним освоиться. У Оскара связь с какой-то женщиной, и это началось уже давно! Но как же у него хватило сил скрывать все это время свои чувства, ни одним движением не выдать свое состояние? Возможно ли это?
— Так вы, может быть, все еще сомневаетесь? — допрашивал Теодор. — Может быть, письмо это подложное, написано с умыслом, чтобы вызвать разлад в вашей семейной жизни? От шантажиста ведь всего можно ждать…
Он горько усмехнулся.
— Лучше бы мне этого не знать… — прошептала Анита.
— А долго бы вы прожили в этом заблуждении? Рано или поздно все равно бы все раскрылось. В таком случае лучше уж заблаговременно. Возможно, что еще не поздно это исправить.
— Исправить… — Губы Аниты искривились в горькой улыбке. Больше она ничего не сказала.
Теодор понял, что лучше всего оставить ее в покое. Он поднялся, надел пальто и протянул Аните руку.
— Не забудьте, что завтра воскресенье, — обернувшись в дверях, бросил он на прощание. — Под вечер возле будок можно будет кое-кого увидеть. Всего хорошего, уважаемая мадам. Если вы когда-нибудь будете нуждаться в дружеском совете, вспомните Теодора Калнбирзе.
Анита осталась одна. Никогда еще она не чувствовала себя такой одинокой. Несколько часов тому назад она отреклась от человека, который предлагал ей свою дружбу на всю жизнь, прогнала его прочь. Теперь тот, ради которого она это сделала, сам собирается уйти от нее. И она чувствовала, что он имеет на это право, что она получает по заслугам за свое прошлогоднее увлечение. Значит, допустить, чтобы это случилось? Нет, этого она не могла. Только сейчас она почувствовала, что наполовину уже утраченный ею Оскар может быть утрачен навсегда, и лишь теперь она поняла, как привязана к этому человеку, как его любит, — поняла, что всегда любила одного его, а все остальное было только обманчивым миражем.