— В Египте сжигают только некоторых преступников. Надо совершить ужасные злодеяния, чтобы подвергнуться такому суровому наказанию.
Гомер, казалось, рассердился.
— В Египте сейчас мир… Надолго ли? Мне приснился сон, царевич Рамзес, и я видел, как бесчисленны стрелы сыплются из туч и пронзают тела юных мужей. Приближается война, война, которой вам не избежать.
Сари и его супруга Долент стали усердно исполнять задание, данное им Шенаром. Посовещавшись, дочь фараона и ее муж решили подчиниться и ревностно служить ему. Тогда они не только смогут отомстить Рамзесу, но и добьются видного положения при дворе Шенара. Став союзниками в борьбе, они надеялись остаться ими и после победы.
Долент не стоило никакого труда быть приглашенной в лучшие семьи Фив, где с радостью принимали персону такого высокого происхождения. Дочь Сети объясняла свое пребывание на юге желанием лучше узнать эту чудесную провинцию, вкусить прелести деревенской природы и приблизиться к огромному храму Амона в Карнаке, где она рассчитывала останавливаться вместе с мужем.
Во время приемов и частных бесед Долент изливала свои откровения по поводу Рамзеса. Кто лучше нее проник в его тайны? Сети был великий фараон, безупречный владыка, Рамзес же будет тираном. Высшее общество Фив больше не будет играть никакой роли в государственных делах, храм Амона будет получать меньше средств, простолюдины вроде Амени займут места знати. Постепенно, деталь за деталью, она рисовала отталкивающий портрет Рамзеса и устанавливала все более тесные связи с его противниками.
Сари, со своей стороны, занялся набожными людьми. Он, раньше руководивший прославленным заведением Капа, согласился на скромную должность преподавателя одной из школ писцов Карнака и вступил в группу украшавших алтари храмов цветами. Его смирение было оценено, влиятельные члены религиозной иерархии с удовольствием беседовали с ним и приглашали к своему столу. Тут уж Сари изливал всю свою желчь, как и супруга.
Ему позволили посетить большую стройку, где работал Моисей. Сари восхитился произведением своего бывшего ученика: никакой колонный зал не мог сравниться с залом Карнака, размеры которого были под стать богам.
Моисей окреп. Бородатый, с загорелым лицом, он предавался размышлениям в тени огромной капители.
— Как я рад снова увидеть тебя! Ты — еще один из моих учеников, добившийся блестящего успеха…
— Не спешите так говорить. Пока не воздвигнут последнюю колонну, я не буду спокоен.
— Твоим трудолюбием не перестают восхищаться.
— Я всего лишь контролирую труд других.
— Твои достоинства, Моисей, проявились в полную силу, и я ставлю это себе в заслугу.
— Вы проездом в Фивах?
— Нет, мы с Долент обосновались в поместье в окрестностях, я преподаю в школе Карнака.
— Похоже, что вы впали в немилость.
— Так и есть.
— Какова причина?
— Хочешь знать правду?
— Как пожелаете.
— Ее нелегко высказать…
— Я не намерен заставлять вас рассказывать.
— Виновник — Рамзес. Он выдвинул против собственной сестры и против меня ужасные обвинения.
— Без доказательств?
— Абсолютно без доказательств! В противном случае он отдал бы нас под суд.
Этот аргумент поколебал Моисея.
— Рамзес опьянен своей властью, — продолжал Сари, — его сестра напрасно потребовала от него большей сдержанности. На самом деле он совсем не изменился, его непримиримый и взбалмошный характер не соответствует обязанностям, которые ему были доверены. Поверь мне, я первый об этом сожалею, я тоже пытался его образумить, но все напрасно.
— Вас не тяготит эта ссылка?
— Ссылка — это сильно сказано. Эта местность великолепна, в храме мы находим отдохновение, и я доволен тем, что могу делиться своими знаниями с детьми. Мои честолюбивые годы прошли.
— Вы не считаете себя жертвой несправедливости?
— Рамзес — соправитель.
— Злоупотребление властью наказуемо.
— Пусть лучше все остается как есть, но опасайся Рамзеса.
— Почему?
— Я убежден, что он под любым предлогом будет избавляться по одному от всех своих старых друзей. Одно их присутствие мешает ему, как и Нефертари, с тех пор, как они поженились. Эта женщина разлагает его сердце и разум. Смотри, Моисей, будь осторожен! Для меня уже слишком поздно, но придет и твоя очередь.
Еврей размышлял дольше обычного. Он испытывал уважение к своему бывшему наставнику, к тому же и речь того была лишена агрессивности. Неужели Рамзес свернул на плохой путь?