Рамзес представил матери рыжего пса Дозора и Бойца, нубийского льва, ставшего огромным. Оба товарища соправителя, чувствуя, что им оказана честь, вели себя послушно, и после того, как личный стольник царицы вкусно накормил их, звери улеглись валетом в тени пальмового дерева и погрузились в несказанно сладкий сон.
— Мне очень приятно тебя видеть, — сказала Туйя, — но какова настоящая причина твоего визита?
— Красавица Изэт.
— Ваша помолвка расторгнута?
— Она совершила тяжкий грех.
— Настолько тяжкий?
— Она оклеветала царицу Египта.
— Каким же образом?
— Обвинив тебя в том, что ты тайно подстроила исчезновение Фараона, дабы занять его место.
К великому изумлению Рамзеса, его мать улыбнулась.
— Почти все придворные и знатные дамы были одного с ней мнения, меня упрекали в том, что я не послала спасательную армию. А я знала, что вы с Сети невредимы. Несмотря на храмы и ритуалы, мало кто знает, что возможно духовное общение вне времени и пространства.
— Ее… обвинят?
— Она поступила нормально.
— И ты не страдаешь от такой неблагодарности и несправедливого отношения?
— Таковы людские законы. Главное, что не они управляют страной.
Подошла молодая девушка, положила на низенький столик слева от царицы послания и молча и быстро исчезла. Ее неожиданное появление было подобно лучу солнца, пробившегося сквозь листву деревьев.
— Кто она? — спросил Рамзес.
— Нефертари, моя новая домоправительница.
— Я уже встречался с ней раньше. Как она получила столь высокую должность?
— Простое стечение обстоятельств, она была призвана в Мемфис, чтобы стать жрицей в храме Хатор, и я заметила ее.
— Но… ты увлекла ее на путь, противоположный ее призванию!
— Девушек в гаремах готовят к самым разным задачам.
— Для такой юной особы подобная ответственность!
— Тебе самому только семнадцать лет, для Фараона и для меня важно лишь чистое сердце и достойные поступки.
Рамзес был взволнован. Казалось, что красота Нефертари происходит из другого мира. Ее короткое появление отпечаталось в нем, как миг какого-то чуда.
— Успокой Красавицу Изэт, — посоветовала Туйя, — я не стану жаловаться на нее. Но пусть она научится различать истину и ложь, если же она не способна на это, пусть хотя бы придерживает язык.
Глава 43
Одетый в праздничный наряд, Рамзес шагал взад и вперед по главному причалу порта «Добрый путь». Рядом с ним находились глава городского управления Мемфиса, главный смотритель судоходства, глава Управления по Иностранным Делам и большой отряд стражи порядка. Меньше чем через четверть часа должны были причалить десять греческих кораблей.
В первый момент береговая охрана решила, что это нападение. Тут же была мобилизована часть военного египетского флота, готовая дать отпор атакующим. Но иноземцы проявили мирные намерения и выразили желание попасть в Мемфис, чтобы встретиться там с Фараоном.
В сопровождении мощного эскорта они поднялись по Нилу и достигли столицы к концу ветреного утра. Сотни любопытных и зевак толпились по берегам. Это не было время сбора дани, когда чужеземные послы со своими свитами сменяли один другого. Однако корабли имели внушительный вид и свидетельствовали о явном богатстве. Может быть, прибывшие привезли Сети роскошные подарки?
Терпение не было сильной стороной Рамзеса, и он опасался, что его дипломатические таланты крайне незначительны. Принимать этих чужеземцев было для него тяжким бременем. Амени приготовил торжественную речь, нудную и скучную, но Рамзес уже позабыл даже ее первые слова. Он жалел, что нет Аша, который бы лучше всех подошел для такого случая.
Греческие корабли сильно пострадали, необходима была основательная починка, прежде чем они снова смогут выйти в открытое море. На некоторых даже были видны следы пожаров. Должно быть, во время похода через Средиземное море им пришлось столкнуться с пиратами.
Головное судно, несмотря на то, что часть его парусов была повреждена, ловко маневрировало. Наконец, оно подошло к причалу. Какой-то матрос перебросил мостик. Установилась тишина.
Кто выйдет на причал и ступит на землю Египта?
Появился человек среднего роста, широкоплечий, со светлыми волосами и некрасивым лицом. На вид ему было лет пятьдесят. На нем были латы и поножи, но свою бронзовую каску он снял и прижимал ее груди в знак мирных намерений.