Процессия остановилась у пестрого шатра чудовищных размеров, растянутого на двенадцати столбах. Принц слез с лошади и знаком остановил своих офицеров, хотевших было последовать за ним. Он не в праве подвергать их такому унижению.
— Останьтесь здесь, — бросил акалель, — я скоро буду.
Ему показалось, что сопровождавшие издали легкий вздох облегчения. Акхан ободряюще улыбнулся им и скрылся за пологом. Душный перегар, смешанный с запахом давно стоявшей еды и тяжелым дыханием множества людей ударили принцу в лицо. Рассеянный свет проникал через широкое отверстие в потолке. Акхан осмотрелся. Ели тольтеки, сидя на пестрых шерстяных циновках, разостланных вдоль стен. Центральное пространство было свободно, в нем, сменяя друг друга, возникали музыканты с костяными флейтами, сновали голые тела рабов, разносивших блюда. В самой середине была сделана небольшая квадратная насыпь, видная со всех точек шатра. Она почему-то была залита кровью. Два воина только что оттащили от нее что-то завернутое в тростниковую циновку. Вероятно, здесь была принесена благодарственная жертва.
Принц прошел туда, куда ему указывали все время кланявшиеся тольтеки, и, привычно скрестив ноги, опустился у холщового края палатки. Снаружи стену шатра трепал ветерок, и акалель смог перевести дыхание. Ему подносили какие-то яства, подливали что-то в кубок. Он машинально благодарил и кивал то направо, то налево. Есть Акхан не собирался, но говорить мог. Как оказалось, окружавшая его тольтекская знать сносно владела атлем, но что было еще удивительнее, сам язык врагов походил на очень испорченный диалект атля. Это неприятно поразило принца, опять напомнив о сходстве между благородными сынами солнца и этими полуживотными.
Принц почти не слышал обращенных к нему слов, но многолетняя привычка поведения на пирах помогла не потерять лицо. Он впал в оцепенение и словно раздвоился. Одна его половина отвечала на вопросы, подтверждала обязательства жрецов Шибальбы, благодарила за помощь, смеялась, другая — наблюдала за происходящим в шатре.
Под блеющие звуки флейт на земляной помост в центре шатра охранники вывели какого-то человека, вероятно, пленного, и поставили его на колени. К спине несчастного была привязана сухая доска. Под одобрительный гул голосов один их воинов запалил ее с заднего конца, а затем ловким привычным движением сделал надрезы у корней волос жертвы. Акхан поморщился. «Неужели их это развлекает?» Между тем в зале явно наслаждались зрелищем. Послышались возгласы заключаемых между присутствующими сделок, долго ли протянет этот бедняга.
Принц смотрел в свою тарелку, не особенно желая поднимать глаза. Его правая рука машинально отстукивала по полу счет проведенного в шатре времени. Дикий крик несчастного оповестил акалеля о том, что скальп уже содран, но когда Акхан поднял взгляд, он увидел еще худшее. Пленнику вспороли живот и выматывали оттуда кишки. Словно сквозь сон принц услышал слова сидевшего с ним рядом главы рода Летучиз Мышей, о том что этот оказался слабоват, предыдущий развлекал их около часа.
Принц Победитель выпрямился, он провел здесь достаточно, чтоб не вызвать недовольство Халач Виника и ублажить этих подонков. Обменявшись прощальными приветствиями с доброй половиной шатра, Акхан ровной поступью проследовал к выходу. Однако снаружи акалеля согнуло пополам, и он едва добрался до ближайшего столба. Его несколько минут мучительно рвало на землю. Со стороны могло показаться, что упившийся с непривычки кактусовой водки атлан не может справиться с желудком. Офицеры охраны принца из уважения к своему командующему оставались в стороне и отвернулись, но Акхан поймал на себе чей-то презрительный взгляд.
Он встал, вытирая ладонью губы, и направился к лошадям. У самого входа в шатер понуро стояла цепочка пленных, выстроенных, как видно, для продолжения изысканной забавы победителей. У всех уже были выбиты зубы и сорваны ногти на руках. В фигуре первого из них принцу показалось что-то знакомое. Он подошел ближе. Сейчас лицо молодого воина ничего не выражало, но Акхан готов был поспорить, что это именно он смотрел на него минуту назад. Хотя на лбу и щеках пленного запеклась кровь, бровь была рассечена, а уголок рта разорван, принц узнал его. Это был тот самый паршивец, который убил лошадь командующего. Но сейчас Акхан испытал странное чувство, точно встретил здесь знакомого, которому предстояло войти в шатер и занять место на насыпи.
Акалель сделал знак охранявшему пленных воину подойти и указал на своего врага. Тольтек молча поклонился и вытолкнул того из строя. По лицу пленного, стоявшего вторым, промелькнула тень. Всего лишь тень, и оно снова приняло каменное выражение. Не смотря на отвращение, Акхан с уважением подумал об умении этих дикарей держаться. Что-то подобное он видел лишь однажды, много лет назад во время войны с Ареасом. Гиперборейцы владели тайной последней улыбки смерти. Они не сдавались в плен и раненые сами кончали с собой на поле боя, посылая своим врагам мягкую, полную какого-то невысказанного смысла улыбку, точно говоря: я все-таки ушел от вас. Но здесь было совсем другое.
Акхан вскочил на лошадь и намотал на ладонь веревку, стягивавшую кисти рук его пленника. Копыта коней дробно застучали по сухой, твердой, как камень, земле, и кавалькада тронулась в обратный путь.
«Звери, — думал принц, чуть вздрагивая на лошади, — я 15 лет служу Атлан». 15 лет крови и грязи. Он видел многое. Но не такое! «Разве?» Только что Акалель испытывал чувство гадливости, похожее на то, какое возникало у него на каждом ритуальном обеде, устроенном жрецами. Эта мысль поразила Акхана. Его вдруг затрясла крупная дрожь. «Они пытаются подражать нам. Мы вынуждены делать это для богов, а эти животные сами вдыхают кровь как бессмертные!» Он резко дал лошади пятками в бока, и она рванулась с места, не обращая внимания на то, что в руке акалеля натянулся ремень, связывавший пленника. Акхана дернуло назад, и он еле удержался на спине животного, тольтек упал на землю. Акалель остановил коня, дожидаясь пока пленник встанет. По лицу тольтека скользнуло удивление.
«А ты думал, я буду тебя по камням таскать? — зло усмехнулся Акхан. — Я — не бог!» У него было дикое чувство, что сегодня он лицом к лицу столкнулся с небожителями. «Вот они — наши боги», — цедил он сквозь сжатые зубы.
Вернувшись во дворец, принц отослал пленного в свои покои, приказав верному старине Варду позаботиться о нем, а сам направился на пир, который все еще продолжался в тесных двориках, уставленных зажженными плошками с маслом. Здесь акалель сначала долго пил со своими офицерами, потом, чуть покачиваясь, отправился искать круг защитников Шибальбы, что оказать им должное уважение. В их кампании Акхан нарезался еще сильнее и в обнимку с двумя пращниками исповедался в своей острой ненависть к тольтекам, чем привел окружающих в неописуемый восторг.
Уже поздно ночью он, то и дело натыкаясь на стены, возвращался к себе по запутанным переходам. Весь день принц почти ничего не ел и теперь от выпитого на голодный желудок его сильно мутило.
— Вард! Куда девалась дверь? — недружелюбно поинтересовался он после пятого удара о стену.
Раб выскочил ему навстречу с глиняной лампой в руке и, подхватив принца как раз в тот момент, когда он собирался сесть на пол, увлек в открывшийся золотистый от света проход.
— Куда ты дел этого паршивца-тольтека? — спросил Акхан, когда слуга пыхтя расшнуровывал его сандалии. — Ты его перевязал?
— Хозяин, — выдохнул Вард, поднимая голову, — они — звери.
Принц хмыкнул.
— Этот дикарь ждет вас в вашей комнате. — продолжал слуга, — сидит и ничего не слушает, как глухой.