Заметив мой взгляд, женщина просветлела лицом и сразу воскликнула:
— Очнулся! А мы уж не надеялись!
— Хрр…пи… — пытаюсь попросить воды.
— Тихо! Не верещи, Аксинья, — шикнул мужик и тут же спросил: — Ты когда его поила последний раз?
— Ой! — снова воскликнула дамочка и куда-то метнулась.
Через несколько секунд мне сунули металлическую чашку. Никогда я так жадно не глотал обычную воду. Будто это амброзия или иной сказочный напиток! Понимаю, что нельзя торопиться, но сдуру делаю большой глоток и начинаю кашлять. Благо женщина правильно среагировала, аккуратно приподняла меня, подложив под спину подушку. Отдышавшись, уже спокойно допиваю порцию божественной влаги. Впервые улыбаюсь, за незнамо сколько времени. Как мало надо человеку для счастья!
— Надо лекаря кликнуть. Радость-то какая! — испортила момент дамочка.
— Не… — хриплю в ответ, завращав глазами.
— Хватит суетиться, — мужик отодвинул тётку и склонился надо мной, задав вопрос: — Немца не звать?
Моргаю один раз в знак согласия. Бородатое лицо нахмурилось, будто решая в уме теорему из высшей математики.
— Никому не говорить? — после моего утвердительного ответа, следует новый вопрос: — Пусть пока все думают, что ты помираешь, государь?
Снова моргаю. Тут о себе напомнил желудок, выдав целую комбинацию звуков. Или это вода дошла до адресата? Впрочем, кушать хочется.
— Кухр… — горло снова подвело, не дав закончить просьбу.
— Господи! — снова всплеснула руками эмоциональная Аксинья. — Я сейчас навара куриного принесу. Он у меня готов и тёплый. Только нельзя много кушать после седмицы-то голодной!
— Ты давай только тихо! — произнёс мужик, но был тут же перебит:
— Не учи учёную!
Тётка явно вернула душевное спокойствие и снова начала командовать. А вот дяденька помалкивал, но не отходил от кровати. И правильно делал, ведь для беседы мне нужны силы. Теперь можно оценить моих союзников. Судя по поведению и эмоциям, враги так себя не ведут.
Товарищ в зипуне оказался невысокого роста, широкоплечим, но сухопарым. Даже долгополый наряд не скрывал его стройности. На лицо — обычный славянин лет тридцати пяти. Возможно, русая борода с рыжими вкраплениями добавляла ему пару лет. Глаза серые, взгляд такой внимательный. С виду человек вроде расслаблен, но будто постоянно ожидает удара. Руки чистые, хотя ногти пострижены небрежно. Или обкусаны, кто знает?
Раздался звук открываемой двери, и зашуршало платье. В нос ударил одуряющий аромат бульона. С чем снова согласился желудок, выдав новую порцию звуков. Присев на табуретку с вычурной резьбой, Аксинья вознамерилась кормить меня с ложечки. С трудом кручу головой, благо мой жест верно поняли. Бульон перелили в чашку и поднесли к моему рту.
Делаю первый глоток и блаженно улыбаюсь! Хорошо! Тётка аж засияла, показав вполне здоровые зубы. А ведь она не такая старая. Меня сбил с толку платок и объёмный сарафан. Голубые глаза смотрят с лаской, если не с любовью. Да и мужик рад, судя по потеплевшему взгляду.
Допиваю вкуснейший бульон и откидываюсь на подушку. Ух! Вроде пронесло и жить буду. Уж больно не хотелось помирать. Ещё бы понять, что со мной случилось.
Но сразу потянуло в сон, и я закрыл глаза. Единственное, что меня беспокоило — это странное обращение со стороны мужика. А ещё встроенный подсказчик, изрядно меня пугающий.
В роскошно отделанной комнате находились двое. Старший из них сидел за новомодным секретером, привезённым из английских земель. Он слушал доклад младшего, иногда проводя рукой по коротко стриженной бороде. На нём был простой зипун и домашние туфли. А вот его собеседник щеголял яркими одеждами, выбритым лицом и длинными волосами с залихватским чубом. Судя по кожаным галошам, надетым на жёлтые сапоги, он гость в этом доме.
Ранее бояре со знатными людьми брили головы и отращивали солидные бороды. Однако при новом царе мода изменилась, чем сразу воспользовалась молодёжь, вызывая ворчание старшего поколения и приверженцев русских нарядов. Ведь стали другими не только причёски, но и одежда. Поэтому поверх красного зипуна гость носил польский кафтан, обильно расшитый золотом. Хозяин дома с долей иронии поглядывал на собеседника. Сам он предпочитал на людях выглядеть скромнее, чего нельзя сказать об обстановке дома. В том же кабинете, помимо дорогущей европейской мебели, на полу лежали толстенные персидские ковры, а подсвечники являлись настоящим произведением искусства.