Сегодня я вспоминала тебя часто, потому что у одной пассажирки был зонтик с головой какаду на ручке, только у ее зонтика ручка золотая, не такая, как у нашей Мэри, и голова не разговаривала (точнее, я такого не заметила, а там кто ее знает). Скажи, пожалуйста: ты уже начал составлять список подарков, которые тебе хочется на Рождество? Не откладывай его до последней минуты, договорились? Отдай его папе, а он перешлет мне, нам наверняка будет проще попросить подарки и отсюда, и оттуда.
Ну, зайчик, мне пора бежать. Через час мне на работу, а я еще должна заскочить на почту и отправить письмо. Да, еще шлю тебе открытку, она тебе очень понравится. Нет, это не дельфин (помнишь, ты у меня спрашивал, есть ли здесь дельфины?). Его зовут Дюгонь, и он… он брат морской коровы! Правда-правда! Или ты пока не знал, что морские коровы есть на самом деле и их пасут русалки? А тут перед тобой морской бык. Видишь, сколько чудес на свете?!
Сыночек, я тебя очень люблю. До бесконечности и всю вечность напролет. Помни об этом всегда.
P. S. Папа мне сказал, что у тебя появилась замечательная новая приятельница Мария и она тебе очень помогает. Вот здорово! Я уверена, она очень хороший человек. Слушайся папу и не серди его, ты же знаешь, каково ему.
Назия достала из конверта открытку, и мы посмотрели на фотографию морского быка. Больше похож на морского медведя, только весь лысый, и жутко некрасивый, и похож на Себастьяна — он работает в нашей школьной столовой, и нам стало так смешно, что я срочно захотел по-маленькому и побежал в кабинку, а то еще штаны намочу, как иногда по ночам дома.
Когда я вышел из кабинки, Назия все еще смотрела на морского быка.
— Когда я вырасту, я, наверно, захочу много путешествовать, как твоя мама, — сказала она.
А я ничего не сказал, и она отдала мне открытку.
— А знаешь что? Мне, наверно, расхотелось быть принцессой, — и она тихо хихикнула, прикрыв рот ладонью.
— Расхотелось?
— Да. — Она кивнула. А потом сказала: — Теперь я хочу быть стюардессой в Дубае.
И мы оба засмеялись, но тихонько, чтобы нас не услышали из коридора.
— Почему стюардессой?
— Ну, я думаю, принцессы всегда должны сидеть на месте и не шевелиться, и закрывать лицо платком, и все время молчать, как моя мама за кассой в мини-маркете, только у принцессы нет мини-маркета, а есть муж, и он все время принцессу стережет. Я думаю, мне не понравится так жить. А вот когда у тебя мама стюардесса, это здорово, правда? Такая модная, такая красивая, как киноактриса из Болливуда, только блондинка, и ей не надо все время петь и танцевать — а от пения и танцев очень устаешь…
Мне почудилось, что в горле у меня застряло что-то твердое, и я стал то открывать, то закрывать глаза, снова и снова, потому что вспомнил маму, а еще как мы однажды дома у Назии смотрели фотографии в альбоме и она показала мне фото очень серьезного сеньора с черными-черными усами, он был в солдатской форме и немножко пузатый. Я спросил: «Он тоже твой родственник?», а Назия стала какая-то странная и молча кивнула.
— Его зовут Ахмед, — сказала она. — Мы обручены.
— А что такое «обручены»?
— Ну, когда говорят «обручены», это значит, что он будет моим мужем, но пока еще он не муж.
— А ты рада, что вы с ним будете жениться?
Назия прикрыла рот платком, но не засмеялась. Сделала плечами вот так и сказала:
— Не знаю. — А потом добавила: — Просто я его не знаю, но мой папа говорит, он хороший человек и у него есть дом и фабрика, очень большие, как в Нью-Йорке, там много рабочих, и станки, и очень шумно.
— А-а…
Назия помолчала, и мы еще долго перелистывали альбом, а потом она сказала:
— Ему тридцать два года.
Я не знал, что сказать. Ни в тот день, ни сегодня утром в туалете, когда Назия подошла и протянула мне руку И поэтому посмотрел себе под ноги и сглотнул слюну.
— Вот увидишь, твоя мама вернется очень скоро, — сказала она.
Я кивнул, но мой голос как будто потерялся.
— И наверно, она сможет приехать на Рождество, послушать нашу песню на концерте!
— Нет.
— Ноу нее будет отпуск?
— Нет.
— А-а.
Мы немного помолчали, а потом она потянула меня к двери и сказала:
— Хочешь, пойдем на двор за шкалой и поиграем с моей Барби? — А когда я ничего не ответил, посмотрела на меня внимательно. — И наверно, мы еще можем немножко порепетировать. До звонка еще десять минут. Бежим!