Жжение в глазах сразу прекратилось. Я убрал письмо в карман, и мы побежали вниз по лестнице. Во дворе нам попались сеньорита Соня и сеньорита Адела, классный руководитель пятого класса.
Наша сеньорита погладила меня по голове, чуть растрепав волосы, а когда мы уже пошли дальше, сказала:
— Гильермо, не забудь, что у тебя сегодня занятие с Марией.
Я сказал, что не забуду, и мы с Назией побежали на задний двор, взявшись за руки.
— А кто это — Мария? — спросила Назия, пока мы ели бутерброды с «Нутеллой».
— Сеньора из домика в саду, она там спрашивает разные вопросы.
— Вопросы?
— Да. А еще дает мне поиграть в «Лего».
— Как странно, да?
— Не знаю.
— А зачем ты к ней ходишь?
— Папа говорит, она консультантша.
— А-а.
— Ну да.
— Кон-суль-тантша… А ты знаешь, что султанша — это как жена восточного царя… Ну, как Цари-Волхвы, они же с Востока приезжают, — сказала Назия и присела на бортик баскетбольной площадки. Я только помотал головой — рот у меня был забит хлебом с «Нутеллой». И вообще, я знаю, что про Царей-Волхвов — это все неправда, потому что верблюдам сюда просто не дойти, но Назия мне не верит, говорит, что верблюды, наверно, волшебные, а значит, летают.
— Она называется «консультантша», потому что… потому что за окном у нее черный флюгер с петухом, — сказал я Назии, — и когда садишься за ее стол, флюгер поворачивается на восток, к султаншам.
Назия раскрыла рот, набитый хлебом с «Нутеллой», и посмотрела на меня так странно, что я даже немножко испугался.
— Флюгер! Как в «Мэри Поппинс»! — закричала она, забрызгав меня крошками и немножко слюной. — Это знак, Гилье! Как в американских детективах.
Я немножко подумал, но потом вспомнил, что еще не дорисовал рисунок, мне его сеньорита Мария задала на дом, и тогда я слегка разволновался, потому что она, наверно, обидится. А потом подумал, что, если рисунок ей не понравится, я покажу ей мамино письмо и открытку с морским быком, она таких точно никогда не видала… Но нет, наверно, видала…
— Гилье, звонок! — крикнула Назия, засунула в рот последний кусок бутерброда и подобрала с пола свою Барби-арабку. — Бежим скорей, у нас же физкультура, а сеньор Мартин не любит, когда опаздывают.
И мы вместе побежали к двери, потому что, когда мы плохо себя ведем, у сеньора Мартина надуваются щеки, как у жабы, а иногда он в наказание велит нам бегать вокруг футбольного поля, если кто-то забудет спортивную форму или кроссовки, а еще мне кажется, что на нас с Назией у него зуб, потому что родители Назии не разрешают ей переодеваться в школе, а когда у нас матч, нас берут в команду только в последнюю очередь, потому что я боюсь мячей, но мне все равно, потому что мы прячемся за раздевалкой и играем в самые разные игры, и нас никто не видит. Вот и всё.
Мария
— Значит, Волхвов на самом деле нет?
Гилье продолжал сосредоточенно рассматривать только что выстроенный домик из «Лего». Высунув кончик языка, пытался вставить в крышу конек. Видя, как он увлечен игрой, я вспомнила свой недавний разговор с Соней. Говорили мы совсем недолго — выкроили пять минут на перемене. С Соней почти всегда так. Ни она, ни я не любим ходить вокруг да около, когда дело важное. Я уселась, открыла сумку, достала последний рисунок Гилье, выложила на стол:
— Глянь-ка.
Она, зажав в пальцах ручку, всмотрелась. Потом обвела ручкой, как указкой, не касаясь бумаги, все фигуры на листе. Наконец ручка зависла над отцом Гилье. Соня вскинула голову:
— Вот это?
Я кивнула:
— Да. Он плачет.
Соня наморщила лоб, но промолчала, снова уставилась на листок. Через пару секунд положила ручку на стол, посмотрела на меня задумчиво. Недоуменно выгнула бровь.
— И что с того? Не вижу ничего ненормального в том, что мужчина плачет. Наверно, переживает оттого, что жена так далеко. Наверно, когда разговаривает с ней, видит ее на экране, просто не может сдержаться. По-моему, ничуть не странно.
Я покачала головой:
— Нет, дело в другом.
— И в чем же? — спросила она то ли с досадой, то ли с нетерпением. Из коридора послышался гам, мимо двери пробежала ватага детей. Соня цокнула языком, а я встала, обошла вокруг стола, встала за ее плечом.
Положила палец на монитор, изображенный на рисунке.
— Я бы не удивлялась, если бы Гилье нарисовал на экране женское лицо.
Соня на секунду еще сильнее наморщила лоб, по лицу разбежались тоненькие складки. Потом ткнула в рисунок, отодвинула мой палец, склонилась над листком.