И так удивилась, что чуть не прижалась носом к стеклу.
Осознала: впервые вижу, чтобы у Гилье был взгляд обычного девятилетнего ребенка. Впервые — а сколько он уже ко мне ходит…
«Айсберг», — прозвучал в ушах Сонин голос, и я шарахнулась от окна — нехорошо, если Гилье меня заметит. Вышла в приемную.
Открыла дверь. Желтая бумажка уже куда-то исчезла — словно и не бывало.
— Ты сегодня рано.
Он только кивнул. Молча. Я посторонилась. он прошел прямо в кабинет и с решительным видом уселся Я вошла следом.
Когда я заняла свое место, он раскрыл пластиковую папку, выложил на стол рисунок, который я попросила его нарисовать на прошлой неделе. Подтолкнул по столу ко мне:
— Сундук с сокровищами.
— Спасибо.
При виде рисунка я еле сдержала улыбку. Очевидно, Гилье попытался изобразить содержимое «сундука» с птичьего полета, потому что внутри коробки виднелись какие-то полустертые контуры. Он попробовал скрупулезно зарисовать содержимое, обнаружил, что не умеет рисовать один предмет поверх другого, и после нескольких проб нашел решение, которое открыло мне намного больше, чем любой рисунок.
Гилье решил заменить рисунок описью: разделил лист на две части, верхнюю половину озаглавил «ЧЕРДАК», а нижнюю «КВАРТИРЫ». И наверху, и внизу он перечислил вещи с краткими пояснениями:
1 — Мамина шкатулка-черепаха для драгоценностей, зеленая, чуть-чуть блестящая, в ней лежат бусы, и сережки, которые блестят только иногда, и еще часы, они, наверно, золотые и очень дорогие.
2 — Маленькая черная коробка вроде обувной, в ней мои фотографии, и фотографии мамы в форме стюардессы перед очень чистым самолетом, и разные другие фотографии, но я не знаю, что на них, потому что они очень старые, из времен, когда меня еще не было.
3 — Коричневая папка без застежек, на ней написано «ипотека и машина». А еще «неоплаченные счета».
4 — Две книги на английском, но не про Мэри Поппинс, потому что в них нет картинок и песен.
5 — Зеленый ежедневник с золотой каемкой и очень маленьким золотым замочком, он как будто из сказки и не отпирается.
1 — Плюшевый мишка, его зовут Ренато, к нему привязана открытка и папиной рукой написано: «Возвращайся в берлогу всегда-всегда». Сегодня ровно год с наших первых объятий.
2 — Колода карт в коробке, на ней нарисован разноцветный волшебник и написано «Марсельские карты таро».
3 — Голубой платок, он очень сильно пахнет мамой, хотя она далеко.
4 — Большая фотография в темной деревянной рамке, на ней мама и папа, и еще много людей, и люди смеются, потому что мама в белом платье и с цветами в волосах, а папа в черном пиджаке, пиджак ему немножко велик, но красивый.
5 — Письма, перевязанные голубой лентой. Меньше ста, но больше пятидесяти, или нет, наверно, все-таки не больше.
Когда я прочла списки вслух и взяла лист, чтобы убрать его в личное дело Гилье, он робко потянулся к рисунку и сказал почти шепотом:
— Вообще-то… другое не поместилось.
Я недоуменно переспросила:
— Другое?
Он кивнул, пробормотал:
— Там, сзади. — Перевернул листок и снова положил его на стол.
«Там, сзади».
На изнанке Гилье написал еще одни список. Из одного пункта:
1 — Коричневый кожаный альбом, он лежит под кем, чтобы его никто не нашел, потому что это папино сокровище и секрет, и так лучше.
Я не нашлась что сказать. Очевидно, строчку про альбом Гилье дописал в последнюю минуту — она написана не карандашом, а маркером, и почерк не такой аккуратный.
— Надо же, коричневый кожаный альбом. — Я оставила листок на столе.
Гилье посмотрел на меня, но ничего не сказал. Я решила его прощупать:
— Х-м-м… Он на самом дне сундука, правда?
— Да, — сказал он.
— Ну, если твой папа так хорошо его прячет, он, наверно, очень ценный.
Он кивнул, не глядя на меня.
— Должно быть, в альбоме много таинственных и чудесных вещей.