Всего-то!
— Я надену твой костюм, а ты мой, — сказал я Назии.
Она прикрыла рот ладонью и хихикнула. А потом покосилась на дверь, только это не дверь, а занавеска из пластиковых полосок, и покачала головой:
— Нельзя.
— Почему?
— Потому что это костюм для мальчика, штаны короткие и вообще.
— Ну да, а что? Берт — взрослый дядя, забыла?
— Не забыла.
— Ну и?
— Просто… мне брат не разрешает.
— Почему?
— Потому что нельзя.
У меня в горле снова встал какой-то твердый комок.
— Дурочка, это же понарошку, — сказал я и засмеялся, но смех у меня как-то не очень получился. — Мы просто наряжаемся для концерта. Это не считается.
Назия посмотрела на меня, а потом на дверь. А потом сказала:
— Ты точно знаешь?
— Конечно.
Она взяла с дивана короткие штаны от моего костюма, я в них в школе хожу на физкультуру, и приложила к себе, как будто фартук.
— Но я только примерю, хорошо? — сказала она.
— Конечно.
На кухне было холодно, и мы стали быстро-быстро раздеваться, чтобы переодеться в костюмы, я за диваном, а она у телика, потому что мы немножко стеснялись. И вот Назия осталась в розовых трусиках, а я в трусах, но вдруг цветная занавеска у входа сделала вот так — «ш-ш-ш-р-р», и с порога на нас уставился Рафик, с очень сердитым лицом, и рот у него раскрылся, как большая буква «О». Потом он прыгнул к комоду, выдвинул ящик, достал разноцветное одеяло, похожее на ковер Синдбада-Морехода, и завернул в него Назию, и все это время орал что-то непонятное, наверно, на пакистанском, потому что иногда после уроков мама звонит Назии на мобильник, и Назия говорит похожие слова, очень быстро, «лиилиалилиа», без перерыва, словно все время поет букву «л» и букву «и», но все-таки не совсем поет.
Тут Рафик посмотрел на меня и сказал, точнее, очень громко крикнул и сделал руками в воздухе вот так:
— А ты что делать, эй? Одевать твои шмотки, одевать тебя давай, и вали отсюда быстрый! Вали давай, вали, что ты тут ждать?!
И я тут же натянул брюки, и майку, и свитер, и куртку, и чуть-чуть описался, но совсем чуть-чуть, пока засовывал костюмы в сумку и убегал через мини-маркет мимо полок с печеньем. На кухне Рафик все громче кричал по-пакистански, и Назия тоже кричала, но она, мне показалось, кричала, потому что плакала, а мама Назии за кассой вскочила, когда увидела меня, и стала мне что-то говорить, а что она говорила, я не знаю, потому что я со всех ног побежал к своему подъезду и взбежал по лестнице до самого верха, потому что лифт с понедельника сломан и на нем висит красная табличка.
Папа был в спортзале, потому что дело было во вторник, а по вторникам у папы кикбоксинг, и я пошел к себе, переоделся в пижаму и поставил диск «Мэри Поппинс», то место, когда они вчетвером гуляют в Лондоне по крышам и все поют и танцуют с трубочистами, это одно из моих самых любимых мест в фильме. Вот и всё.
Ну, точнее, нет.
Вчера тоже кое-что случилось.
Но это было уже другое, потому что оно не такое.
И вот что случилось вчера: утром Назия не пришла в школу. Я не решился спросить у сеньориты: «А вы знаете, почему Назии сегодня нет?» Я боялся, что Рафик или ее папа с мамой сильно рассердились и позвонили толстому усатому сеньору из альбома, чтобы он прилетел из Пакистана и забрал Назию в гарем, а виноват в этом я, но потом я подумал, что она, наверно, простудилась, потому что стояла на холодной кухне в одних трусиках, но это еще нестрашно.
Весь день я молчал и ждал, сначала до большой перемены, а потом до обеденного перерыва, но Назии не было. После обеда опять начались уроки, но Назия так и не пришла, а после уроков я не стал заходить в мини-маркет, потому что боялся встретить Рафика. Вот почему сегодня, когда она пришла в школу и, как всегда, села за мою парту, я сначала даже не знал, что сказать, потому что мне было чуть-чуть стыдно, а потом сказал:
— Привет.
Она посмотрела на меня и помотала головой вот так, и еще немножко закрыла лицо платком.
— Нет? — спросил я ее, пока сеньорита Соня стирала с доски упражнения по математике, потому что вчера математика у нас была последним уроком, и писала вопросы к экзамену по испанскому. А Назия ничего не говорила, и я перешел на шепот, потому что урок уже начался: — Нет? А дальше?
Назия быстро-быстро поглядела на меня, а потом выдвинула ящик парты. Оторвала листок, такой желтый, с полоской клея на задней стороне, и что-то написала. И отдала мне: «Мои родители не разрешают мне говорить с тобой. На большой перемене увидимся в туалете».