— Сеньор Антунес, наш с вами разговор — просто стандартное собеседование. Гилье учится здесь недавно, а у нас принято уделять новичкам более пристальное внимание.
— А-а, — сказал он, медлительно кивая.
— Я понимаю, что с начала учебного года прошло лишь два месяца с небольшим, а дети, особенно в этом возрасте, совершенно по-разному реагируют на переход в другую школу. Если приплюсовать разлуку с мамой, надо признать, что этот процесс может протекать… еще сложнее.
Он промолчал.
— Когда родители расстаются, это иногда очень тяжело, особенно для детей в возрасте Гилье, — закончила я и раздвинула губы в профессиональной улыбке.
Антунес снова напрягся, резко вскинул ругу. словно при называя мне замолчать.
— Ну-у, расстаются, то, что называется «расстались»… у нас другая причина, — выпалил он, ощетинившись. И тут же, видимо, сообразил, что ответил слишком сухо. Попробовал исправиться. — Дело в работе. Аманда, то есть моя жена… она стюардесса, и, в общем… Дела сейчас идут понятно как, она год сидела без работы, а в августе ее пригласили в одну авиакомпанию в Дубай, обслуживать бизнес-джеты. Если честно, выбор у нас был невелик. При нынешнем раскладе, плюс меня тоже сократили… Ну, представляете себе… — И, опережая мой вопрос, добавил: — Но это временно. Пока всего-то на шесть месяцев.
Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. Когда я поняла, что пауза затянулась, а он, похоже, не собирается вдаваться в подробности, я взяла инициативу на себя.
— Понимаю. К сожалению, такие истории я слышу день ото дня все чаще и чаще, — добавила примирительным тоном. — Не поймите превратно, сеньор Антунес. Я только хочу сказать, что Гилье пришлось привыкать к двум очень важным и совершенно внезапным переменам, и в его манере поведения есть некоторые… нюансы, привлекающие мое внимание, вот и все. И потому я подумала, что надо бы… как лучше выразиться… Понаблюдать за ним поосновательней, тем более что в нашей школе есть такая возможность.
— …Понаблюдать? — Глубокий вздох.
— Да, — сказала я, глядя ему в глаза. — Я считаю, что Гилье будет полезно поговорить с нашим школьным консультантом.
— С к-к… консультантом?
Я кивнула:
— Да, вот именно.
Он на миг опустил глаза, его руки на столе сцепились. Мне показалось, что на запястье у него татуировка — фраза, наполовину закрытая рукавом.
Я догадалась, чего от него теперь ждать, и морально приготовилась.
— Послушайте, сеньорита Соня, не подумайте чего, я против вас лично ничего не имею, но моему сыну консультанты ни к чему, — сказал он, снова подняв на меня глаза. А потом, словно разговаривая сам с собой, пробурчал сквозь зубы: — Моему сыну нужна его мама — вот кто ему нужен.
Тут я поняла, что не зря вызвала его в школу, а еще — что не выпущу его из кабинета, пока он не разрешит Гилье сходить на первую консультацию к нашему психологу Марии. И решила прибавить обороты, осуществить свой запасной план.
— Сеньор Антунес, мне кажется, есть пара мелких нюансов, о которых вам надо знать, — сказала я.
Он уставился недоверчиво. Так смотрят отцы, когда хотят знать правду, но в действительности предпочли бы ее не слышать.
Случай Мануэля Антунеса — типичный. Таких ситуаций я вижу все больше уже несколько лет, покамест дела в нашей стране идут понятно как: у родителей столько проблем, что им не до движения вперед, они так озабочены каждодневными неурядицами и бытовыми вопросами, что просто не выдержат дополнительной нагрузки. Мануэль Антунес пожал плечами.
— Я уверена, вам это будет интересно, — настояла я.
Он наклонил голову вбок, моргнул. Правой рукой погладил татуировку на левой, еле заметную под манжетой. Этот жест выражал сомнение.
— Вот увидите, — не сдавалась я.
Мануэль Антунес
Все началось в кабинете сеньориты Сони, учительницы Гилье. Сидели, толковали — она мне доказывала, что за Гилье должна понаблюдать школьная психологиня (или «консультант», как Соня выражается), я уж притомился слушать, собирался встать и свалить. Но тут же раздумал, потому что она кое-что сказала.
— Мне кажется, есть пара мелких нюансов про Гилье, о которых вам надо знать. Вот увидите.