Когда Мануэль Антунес вцепился в бумажки, в призрак Аманды, которой больше нет на свете, у меня защемило сердце. Оказывается, когда правда вскрывается, часто она оказывается лишь дверью, которая ведет к другой правде — к самой потаенной, к чему-то, о чем мы даже не подозревали. К той правде, которая часто все объясняет.
Я ненадолго зажмурилась, сделала глубокий вдох.
И тогда разглядела ее четко.
Подводную часть айсберга.
А-а-а, вот в чем подоплека.
Словно включился яркий маяк и все высветил.
Гилье
А теперь я расскажу, что же такого случилось страшного. Туалет за кулисами был долго занят, потому что из него никто не выходил, и я сел ждать на приступку у стены и поставил рядом сумку. До начала концерта оставалось совсем мало, и сеньорита Клара два или три раза заходила к нам и говорила:
— Т-с-с, дети. Тихо. Не шумите. — А потом, почти шепотом, скривив губы вот так: — Кавардак, просто кавардак. Меня тут удар хватит. Даже не сомневайтесь.
Потом Марта Рамирес стала репетировать с Сильвией Лейвой их номер из «Школы Монстер Хай», и, когда они развернулись вот так, Сильвия споткнулась о деревяшку, там деревяшка торчала из-под стула. И тогда Сильвия упала на пол лицом вниз. Мы все примолкли, ну, точнее, не все, потому что Мартин Хиль немножко засмеялся, но тут Сильвия подняла голову. И мы увидели, что очки у нее разбиты и нос тоже.
— О Господи! Здрасьте, приехали, — сказала сеньорита Клара и схватилась за сердце, и грудь у нее стала очень быстро подниматься и опускаться, и сеньорита заохала, но тут Сильвия заревела, как сирена «скорой», и сеньорита взяла ее за руку и помогла медленно-медленно подняться. А потом сказала: — Пойдем, лапочка. Сходим в медкабинет, и сеньор Армандо тебя вылечит, не бойся. Вот увидишь, все пройдет, ты мигом сюда вернешься и выступишь на концерте, да? — А когда они уже уходили, сеньорита обернулась и сказала: — А вы сидите, как мышки, я сейчас вернусь, хорошо? Узнаю, что вы тут безобразничали, пока мы ходили в медкабинет, — смотрите у меня…
И вот они ушли и все сразу снова зашумели, стали играть со своими костюмами, а еще в прятки, но мне так сильно хотелось пописать, что я боялся встать с приступки, вот и остался сидеть, и скрестил ноги, и тогда я чуть-чуть отдернул толстый черный занавес, хотел посмотреть, много народу в зале или пока мало, хотя в театре это, кажется, по-другому называется. Да, точно, мама говорила, что, когда люди сидят рядами в кино или в театре, их называют «публика», а когда на футболе или на улице, про них говорят просто «люди», но я уже плохо помню.
Я увидел, что публики много, много мест было занято, наверно, больше сорока; а точнее, все места, кроме двух в первом ряду и некоторых мест в задних рядах, где сидят сеньориты, учителя и директор. В третьем ряду, у окна, сидели родители близнецов Росон, они не живут вместе, потому что теперь у них другая любовь, так про них говорит мой папа, а еще там был старший брат Тересы де Андрес, он уже совсем большой и ходит в университет, чтобы стать в Америке инженером по ракетам, а еще там были даже не знаю чьи папы и мамы и несколько дедушек с белыми или почти белыми волосами. И тогда я подумал, что, наверно, два пустых кресла оставили для моих папы и мамы, и мне стало стыдно, потому что сеньорита Клара, скорее всего, не знает, что они не придут, и вот теперь их дожидаются, чтобы начать концерт, а еще я подумал, что, наверно, если бы я пообещал папе записаться в январе на регби, он бы пришел с дядей Энрике, но, наверно, лучше уж пусть не приходит, потому что, если он увидит меня в такой одежде, лицо у него станет черное, и я останусь без ужина… и, в общем, я почувствовал печаль вот тут, как когда в ванне дышишь под водой и пускаешь пузыри, только тут не было воды, и я тут же вспомнил маму, что она в костюме русалки в дубайском море нырнет с морскими быками и крабами, и поет, как Русалочка в подводном королевстве, потому что ждет, когда я выйду на сиену и скажу волшебное слово, чтобы Мэри Поппинс услышала, спустилась на зонтике и унесла ее с собой на небо, и тогда все уладится.
Когда я задернул занавес, то больше уже не мог терпеть. Допрыгал, сдвинув ноги, до двери туалета и позвал даже не пять раз, а больше, наверно, семь, но никто оттуда так и не вышел. Я чуть-чуть подождал и снова позвал:
— Извините, есть тут кто-нибудь? Просто мне срочно надо…
— Никого там нет, — сказал кто-то за моей спиной. Я обернулся и увидел Лару Гутьеррес, она уже нарядилась сеньорой Симпсон, только искусственные волосы пока не надела. Лара тут же убежала в комнату, где мы переодевались, но перед тем, как убежать, сказала: — Этот туалет засорился. Сеньорита нам сказала — ходите на второй этаж.